Любовь и лейкопалстырь
Шрифт:
– Он был с вами невежлив, мисс? Может стоит исправить его манеры?
– Я достаточно взрослая, чтобы самой справляться со своими делами!
Привлеченный шумом, появился Майкл, вытиравший руки о фартук.
– Что происходит?
Его глаза едва не вылезли из орбит при виде Бессетта, к лицу которого был прилеплен яблочный мармелад. У него хватило сил лишь на то, чтобы произнести одно слово "Морин", в котором заключалось все удивление и ужас цивилизованного мира перед варварским актом, случившимся в нем. Смущенная ирландка не знала, что ей лучше сделать: засмеяться или извиниться.
– Он
Данмор, придя в себя, взорвался негодованием:
– Морин О'Миллой, это еще не причина, чтобы вести себя подобно дикарке!
Стряхивая с головы Бессетта остатки торта, о чем никто, даже сам пострадавший, не подумал, он обратился к Фрэнсису:
– Не знаю, как вам объяснить, сэр… но видите ли, это – ирландка… Морин, чего вы ждеге, принесите чистую салфетку!
Девушка принесла белоснежную салфетку, с помощью которой Фрэнсис попытался очиститься. Заметив его неловкость, Морин сказала:
– Пойдемте со мной, постараемся что-то сделать…
Она провела его на кухню, усадила и под недовольными взглядами мойщицы посуды и ученика повара принялась отмывать теплой водой, попросив другую официантку, Пэт, почистить воротник его пиджака.
– Вы очень на меня обиделись?
– О, нет, мисс…
– После всего, что я сделала?
– Это не имеет значения…
– Вы действительно так думаете?
– Да, это не имеет никакого значения, потому что я люблю вас.
Она ничего не сказала, только покраснела, окончательно решив, что у бедного парня не все в порядке с мозгами.
Бессетту пришлось настоять на оплате счета, деньги за который Данмор не хотел у него принимать, решив удержать их из выручки Морин. Фрэнсис вышел из ресторана в сопровождении патрона, который продолжал рассыпаться в извинениях, а сердце ирландки с его уходом слегка сжалось. Жаль, что он оказался сумасшедшим,– он был так вежлив и, потом, она заметила, с какой элегантностью он нес зонтик. Откуда было Морин знать, что он окончил Оксфорд.
Случай с яблочным тортом, казалось, напомнил клиентам Данмора, что пришло время отправляться по домам. Почти все сразу они стали расходиться. И все же только около десяти часов вечера, сделав всю необходимую работу, Морин вышла из ресторана и направилась в родительский дом на Спарлинг Стрит, недалеко от доков.
Она шла быстрым шагом, надеясь поскорей добраться до дома и принять душ, когда на углу Харроуби Стрит и Парк Вей какой-то человек, выглядывавший из подворотни, почти набросился на нее. Но крик ужаса замер на губах Морин, когда она узнала налетчика.
– Опять вы? Что вам от меня еще нужно?
– Я хотел бы вам сказать, что у вас очень красивое имя.
– И для этого вы поджидали меня на улице?
– А где еще я мог вас ожидать?
– Послушайте… я очень устала и к тому же опаздываю… Мне нужно возвращаться домой…
– Позвольте немного вас проводить?
– Если вам так хочется!
И они не спеша пошли рядом. Морин стало казаться, что она уже не так торопится вернуться домой. С трудом подбирая слова
4
Гаэльцы – древнее название ирландцев и бретонцев.
– Вы часто рассказываете это девушкам?
– Нет, я любил только Анну.
– Да? И вы ее сразу разлюбили только потому, что встретили меня?
– Да.
– Как же можно доверять человеку, который так непостоянен в своих увлечениях?
– Но я очень долго любил Анну.
– И вам безразлично, что вы ее бросаете? Вы все одинаковы! Вы хоть подумали о том, что причиняете ей горе?
– Горе? Кому?
– Ну, этой – Анне… Она что – ваша любовница?
Он рассмеялся.
– Анна никогда не была моей любовницей и, потом, все это не имеет никакого значения, поскольку она умерла.
– О… простите… давно?
– Чуть больше четырехсот лет тому назад…
Ответ был настолько неожиданным, что она умолкла. Возможно, он все-таки сумасшедший… Тогда Фрэнсис стал рассказывать о своих чувствах к Анне де Болейн и о ее истории, поскольку образование Морин умещалось в рамки начальной школы. Практичная англичанка, не приемлющая подобных фантасмагорий, давно бы направила Фрэнсиса к его призракам, но ирландка могла только преклоняться перед человеком, имеющим связи с загробным миром. К тому же девушка предпочла, чтобы ее соперницей была мертвая королева, чем живая и в добром здравии какая-нибудь Долли или Маргарет. Это была уже британская черта ее характера.
Когда они оказались на Спарлинг Стрит, Морин сказала:
– Вот я и дома… спасибо, что проводили…
Она протянула ему руку. Он ее взял и больше не отпускал. В этот раз у ирландки под рукой не было яблочного торта, к тому же во второй раз она явно не воспользовалась бы им. Не узнавая саму себя, Морин прошептала:
– Отпустите, пожалуйста, мою руку.
– Прежде скажите, когда я смогу вас увидеть?
– А почему вы думаете, что я хочу вас видеть?
Это выбило его из колеи.
– После всего, что я вам рассказал?
Она лицемерно вздохнула.
– Ладно… Я не хочу, чтобы вы меня обвиняли в злоупотреблении доверием… Завтра, после обеда – подходит?
– Конечно! Мне за вами зайти?
– Лучше не надо… Встретимся в три часа в Пиерхеде перед входом в Кунард…
– Я буду там в два часа!
– До свидания, Фрэнсис…
– Очень любезно с вашей стороны, что вы запомнили мое имя… До свидания, Морин.
Ему хотелось поцеловать ее, но он не осмелился: она, безусловно, плохо восприняла бы такую попытку.