Любовь и лейкопалстырь
Шрифт:
– Черт возьми!… Честное слово, они сошли совсем с другого конвейера!…
Морин молчала слишком долго. Она поспешила наверстать упущенное время.
– Не все же могут родиться, как вы,– в зоопарке,– чертова горилла!
Обиженный Джонни обратился к Фрэнсису:
– Ваша куколка очень невоспитанна, милорд! Только ей лучше заткнуться, иначе я поставлю ей такой горчичник, что она, уже будучи бабушкой, все еще будет помнить о нем!
Эта угроза не испугала, а, наоборот, раззадорила ирландку, которая в детских баталиях с братьями научилась хорошо пользоваться ударами ног. Она подошла к Джонни и, глядя ему прямо в глаза, носком туфли ударила его по ноге. Он издал такой крик боли, что чайки, качавшиеся на волнах
– Эта дура хочет меня искалечить!
Морин допустила ошибку, оставшись на близком расстоянии от своей жертвы, чтобы порадоваться победе, которую она считала окончательной. Джонни со скоростью, поразительной для его веса, взмахнул рукой и дал ей такую оплеуху, что, потеряв равновесие, она упала на спину.
– Вы ударили женщину! Вы – не джентльмен!
Пока Фрэнсис помогал Морин подняться, Джонни подумал, что ему все это мерещится. В его полной приключениями жизни его обзывали как угодно и обвиняли во всех грехах на свете, но впервые человек, желавший сказать ему что-то неприятное, высказал предположение, что он мог быть джентльменом! Следующие слова, вежливо произнесенные Фрэнсисом, окончательно выбили его из колеи:
– Я сейчас буду с вами боксировать, если только вы немедленно не попросите прощения у мисс О'Миллой!
Более прозаичная Морин подталкивала его приступить к драке немедленно.
– Давайте, Фрэнсис, набейте морду этому хаму!
На глазах у Джонни, который никак не мог в это поверить, Бессетт снял и аккуратно сложил пиджак, закатал рукава рубашки и стал в правильную боксерскую стойку, описанную в правилах, продиктованных маркизом Квинсбэрри. Прежде, чем Джонни успел оправиться от охватившей его оторопи, прямой удар левой разбил ему нос и смертельно травмировал его самолюбие. Шутка зашла слишком далеко, и Джонни бросился на Бессетта в нарушение всех правил английского бокса и ударил его коленом в низ живота. Его соперник скорчился от боли, и тогда он нанес новый удар коленом, на этот раз в лицо, одновременно ударив изо всех сил кулаком по голове. Оглушенный Фрэнсис поднял глаза, но увидел только какие-то призрачные тени. Джонни воспользовался этим и нанес удар правой, вложив в него всю свою силу. Получив удар в челюсть, джентльмен из Оксфорда упал на траву. Джонни не удалось долго радоваться победе, поскольку в бой вступила Морин. Застигнутый врасплох, Джонни поднял лицо, и ногти девушки прошлись по его щекам, оставив кровоточащие борозды. Рассвирепев, он ударил кулаком наотмашь и попал ей в левый глаз. Морин показалось, что она ослепла; это, вместе с болью, заставило ее упасть рядом с Фрэнсисом. В этот момент из-за дерева вышел Марти с револьвером в руке:
– Отличная работа, Джонни…
Колосс пожал плечами, презрительно указав подбородком на распластанные тела.
– Редкие дохляки!
Марти заметил:
– А малышка – молодец!… Но не будем ждать, когда они придут в себя… Бери коробку, и уходим!
Джонни подчинился, а потом вдруг спросил:
– Деньги тоже заберем?
– Нет. Будем честны. Мы получили наркогики, а он – деньги; наше дело сделано, а он пусть разбирается сам с хозяином, которого я уж постараюсь предупредить!
Фрэнсис первым пришел в себя. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, где он… Вид побледневшего лица Морин с опухшим фиолетовым веком, окруженным разноцветным синяком, полностью вернул ему память и наполнил неожиданным горем при мысли о возможной смерти возлюбленной. Влюбленные всегда с удивительной быстротой переходят от оптимизма к пессимизму. Он осторожно погладил свою спутницу по щеке, прикоснулся к руке, стал слегка, очень осторожно похлопывать ее по щекам, а затем поцеловал в губы. Словно в средневековой сказке это
– Вы говорили о дне мечтаний и поэзии, дарлинг [9] ?
Фрэнсис едва не расплакался от этого нежного упрека, а Морин в этот момент поняла, что то, что она принимала за тени на лице своего друга, было ничем иным, как запекшейся кровью, стекавшей от носа; еще один, более тонкий ручеек, застыл у рассеченной брови. Сразу же позабыв о своей собственной боли, она попросила у Бессетта платок и попыталась как-то привесит его лицо в порядок, а затем, чтобы там не образовался синяк, она приложила к его шее ключ от своей комнаты, который всегда носила с собой во избежание материнских обысков.
9
Дорогой (англ.)
Констебль Джек Эйвери, осуществлявший обход берегов Ди вблизи от Честера и напоминавший всем своим видом, что Англия всегда гордилась благонравием, прибыл к недавнему месту сражения, толкая перед собой велосипед. Увидев парочку, которая, по его мнению, явно нарушала моральные устои, констебль срочно окликнул их:
– Эй вы, где вы находитесь?
Морин насмешливо и довольно дерзко ответила:
– На берегу Ди… или мы ошиблись?
Джек Эйвери уже собирался было призвать эту девчонку к уважению по отношению к человеку, носящему форму полиции Ее Величества Королевы, но заметил ее левый глаз, украшенный столь необыкновенным синяком, и слова замерли у него на языке. Он машинально взглянул на парня, сидящего на земле, и ему показалось, что тот дышит с трудом. Констебль побледнел, увидев его раскроенную бровь и кровь, продолжавшую течь из носа. В негодовании Джек Эйвери повысил голос:
– Как же вам не стыдно драться? В вашем то возрасте!
У Бессетта было еще очень мало сил, чтобы отвечать, и за него это сделала Морин:
– Мы не дрались…
Констебль даже вздрогнул от подобного бесстыдства и сказал со злой иронией:
– Это что же, у молодежи появилась новая манера флиртовать?
Ирландка пожала плечами.
– Нужно признать, что папа был прав.
Вмешательство третьего персонажа, который в данном споре был вроде бы ни при чем, удивило полицейского.
– В чем же, интересно, так прав ваш отец?
– Он все время клянется, что на свете нет людей тупее лягавых и что в этом смысле английские лягавые побили все рекорды…
И улыбнувшись с наигранной скромностью, она добавила:
– … знаете, я ему не верила, но после встречи с вами…
У констебля было очень высокое мнение о своей персоне, и соседи по улице в Честере, где он жил, считали его важным человеком, с которым всегда полезно посоветоваться. Никто и никогда не позволил бы себе разговаривать с ним гак, как это делала эта зеленоглазая девчонка. Чтобы не выставить себя на осмеяние, он подавил обиду и почти вежливо сказал:
– Ясно… мисс из молодых людей, которые уважают только грубость…
Джек Эйвери уже собрался произнести красивую речь, как Фрэнсис Бессетт, наконец, придя в себя, предупредил его:
– Сэр, прекратите донимать мисс О'Миллой, иначе мне, к сожалению, придется боксировать с вами…
Констебля от этого даже передернуло.
– Вы будете боксировать с полицейским, который находится при исполнении обязанностей, сэр?
– К сожалению, сэр, с глубоким сожалением…
– Вы с таким же сожалением ударили эту девушку, сэр? Конечно, если она разговаривала с вами, как только что со мной, у вас могут быть смягчающие обстоятельства… И все же позвольте мне заметить, вы вложили в этот удар достаточно сил, а? Могу ли я узнать ваше имя?