Любовь и ненависть в наследство
Шрифт:
Сегодня за обедом будут все трое. Самый старый и суровый – Лев Моисеевич Сломинский, он страшно умный, но циничный, любит прикидываться добряком и простаком. Со мной он говорит только о погоде, да анекдоты рассказывает. Гораздо лучше ко мне относится Виктор Белозеров, держится по-дружески, без снобизма. Мне с ним легко общаться. Хотя он моложе меня на четыре года, но кажется мне и старше и мудрее. К нему так и хочется обратиться за советом, он – начинающий адвокат. Третий – самый обаятельный и привлекательный – Гарри. Ему 28 лет, у него два образования, он партнер своего отца, имеет кучу денег сейчас, и еще больше достанется ему в наследство. Он очень любезен со мной: говорит комплименты, дарит цветы и украшения, предлагает всякие развлечения. Но я боюсь его больше всех, потому, что он должен стать моим мужем. Гарри – мой жених по наследству.
***
Нет,
Итак, мне вот-вот тридцать, а я не замужем. Моя мать до сих пор считает, что я девственница. Я ее не разубеждаю. Она мировая женщина, но, как у каждого из нас, у нее есть свои «заморочки». Мать ненавидит мужчин, всех без исключения. Она внешне очень интересная женщина: видная, красивая. Несмотря на возраст, у нее гибкая, тоненькая фигура, роскошные каштановые волосы почти без седины. Мама высокая, кареглазая. Она внешне похожа на одну артистку – Лидию Смирнову, когда та была молодой и красивой. Мама работала водителем троллейбуса, мужиков у них в депо хватало. Многие с ней пытались наладить отношения, но она всегда держала себя строго. Мать никогда не рассказывала мне о своей личной жизни. Но, по крайней мере, один мужчина у нее был, я же у нее есть. Мать никогда не сочиняла мне сказочки о том, откуда я появилась. Меня не приносил аист, меня не покупали в магазине, не находили в капусте. Мать сказала мне однажды, когда я поинтересовалась своим происхождением: «Вырастешь, узнаешь. Поверь, что ничего интересного в этом нет, и лучше тебе подольше оставаться в неведении». Я думаю, отношения с моим отцом наложили отпечаток на всю ее жизнь.
В неведении я, естественно, пребывала недолго: меня просветила моя уличная подруга Наташка. Мы с ней дружили, когда жили еще в старом доме, она была на год старше меня, но очень бойкая девочка. Кажется, мама была не в восторге от моей подружки и от ее семьи. Шум и перебранка пьяных голосов ее родителей часто доносились из их дома. Наташка тогда прибегала к нам, отсиживалась, чтобы не попасть под горячую руку. Она очень уважала мою маму, часто говорила мне: «Везет тебе, Полинка, тетя Таня – святая женщина, для своего ребенка в лепешку расшибается. Не то что некоторые…» До третьего класса мы учились с Наташкой в одной школе, только она на год старше, а потом они почему-то уехали из Новосибирска в какой-то другой город, и я осталась без подружки. Потом пришлось мне школу поменять, там отношения в классе у меня были ровные, хорошие, но задушевной подруги не нашлось.
Вниманием мужского пола я никогда не была избалована. Я, к сожалению, мало похожа на маму. Конечно, какие-то крохи маминой красоты мне достались, например, ее рост. Но фигура совсем не такая: плечи широкие, грудь средняя, а бедра – узкие. А все остальное, видимо, у меня от отца или каких-то не очень симпатичных родственников. Я не блондинка и не шатенка, а серенькая мышка с бледным лицом и русыми волосами. И глаза у меня блеклые, невыразительные, и рот маленький с тонкими губами. А сейчас в моде большие толстые губы, «как будто опухшие после ночи любви». Не хочу перечислять недостатки своей внешности. Я стараюсь меньше смотреть в зеркало, чтобы не портить себе настроение. Волосы я закалываю в пучок на затылке, косметикой практически не пользуюсь. По большим праздникам могу подкрасить губы. Тушь для ресниц вечно у меня засыхает, тональный крем-пудра начинает издавать отвратительный запах, тени для век рассыпаются. Я выбрасываю испорченную косметику, покупаю новую, и начинается новый круг.
Когда я была молоденькой, то была симпатичнее. Наташка говорит, что я была, как нежный бутон белой розы. Это она сказала, когда мы с ней неожиданно встретились в одной учебной группе в педагогическом техникуме. Оказалось, что ее семья переехала не так уж и далеко – в город Куйбышев нашей же Новосибирской области. Переезд организовала мать, чтобы спасти отца от пьянки. В Куйбышеве жила ее сестра сродная, там отца взяли в автомастерскую. Пить он так бы и не бросил, уже новых дружков-собутыльников нашел, да несчастье помогло: допился до язвы желудка. Как скрутило его, повалялся на больничной койке, так и «завязал». Тут у Наташки началась нормальная семейная жизнь. Наташка стала получать из дома переводы, ездить на каникулы к родителям. Но это уже на втором курсе, а пока она перебивалась, как могла: по выходным торговала на барахолке, среди недели ездила на сортировку почты в ночную смену.
Наташка стала совсем взрослой: после школы год проболталась, «сходила замуж», по ее выражению, развелась. Поступила в техникум, где давали общежитие. Если бы Наташка не подошла ко мне, не заговорила, я бы ее ни за что не узнала. Я запомнила Наташку тощей курносой девочкой с белесыми жиденькими
Отчасти, благодаря Наташке, я и девственницей не осталась. В семнадцать лет я влюбилась до безумия. Предметом моей страсти был Станислав. Он был старше меня на три года. Моя любовь к Станиславу – отдельная глава с кипящими страстями, бурными ссорами, обидами и примирениями.
Мы познакомились со Станиславом, когда я поехала на педпрактику в пионерский лагерь, тогда они еще так назывались. Можно было устроиться в городе в школьный лагерь, но Наташка, как дважды два объяснила мне преимущества такой практики: «Питание четырехразовое бесплатное, природа, речка, да еще и деньги заплатят, хоть по низкому разряду». Все студенты техникума, которым не исполнилось 18 лет, по закону не могли работать воспитателями, так как на несовершеннолетних нельзя возлагать полную уголовную ответственность за детей. Поэтому нас всех распределили по разным лагерям и назначили помощниками воспитателей. Мы с Наташей записались в «Солнечный», с уговором, что она и будет моей «старшей», ведь ей уже было 19. Пионерский лагерь «Солнечный» поставил точку в моем взрослении.
***
Педколлектив заехал на сутки раньше детей, днем занимались хозделами, а вечером устроили междусобойчик. «Сегодня можно погулять, – разрешила строгая начальница Ирина Сергеевна. – А при детях – ни-ни, смотрите у меня!» Никто не возражал, «сухой закон» Горбачева еще был в разгаре. Стол накрыли в кинозале, самом большом помещении. «Маловато мужичков, негде разгуляться будет», – сокрушалась Наташка, озирая наше застолье, на три четверти состоящее из женщин в возрасте от 17 лет до тех, кому за 50. Из мужчин присутствовали: двое невзрачных юнцов из пединститута, двое парней покрепче и постарше в одинаковых военных рубашках и кепках, фотограф-киношник, худой, как будто состоящий из двух профилей, разбитной смазливый экспедитор и молчаливый коренастый сторож неопределенного возраста. Конечно, именно демобилизованные воины, богатыри в расцвете сил, притягивали взгляды всех женщин, как магнит, но сами сохраняли невозмутимость. Их звали Михаил и Станислав. Михаила пригласила поработать – и заодно отдохнуть – начальница. Он был ей какая-то дальняя родня, а Станислав был его друг детства, да еще и служили вместе. Михаил был чернявый, короткие волосы слегка кудрявились, он отращивал черненькие усики. Пожалуй, он был красив, но как-то слащаво, как герой-любовник из немого кино. Станислав был не такой яркой наружности, русоволосый, сероглазый, зато выше Михаила и шире в плечах.
Ирина Сергеевна еще раз официально предложила нам познакомиться, предупредила, чтобы педсостав называл друг друга только по имени отчеству. Мне было странно и приятно назвать себя Полиной Александровной. Все, включая начальника лагеря, даму предпенсионного возраста, хорошо выпили «за знакомство» и «за начало сезона». Я в первый раз попробовала водку. Наташка, вернее, Наталья Михайловна, меня наставляла: «Вдохни, выпей, запей водой, выдохни. И не налегай, сделай паузу, закуси хорошенько». «Ну, и гадость!» – поделилась я своим первым впечатлением. «Точно, – поддержала Наташка. – И как только ее люди пьют?» Привычная шутка вызвала за столом привычный смех. Больше я не пила, мне первой стопки хватило. Я почувствовала легкость в общении с малознакомыми людьми, сразу нашлись темы разговоров, потом молодежь «врубила» музыку, началась дискотека.
– Молодец, – в какой-то момент похвалила меня Наташка, – надо сразу застолбить.
– Что застолбить? – не поняла я.
– Да, ладно, я не против, что ты Стаса подцепила. Мне Миша даже больше нравится.
– Да я и не думала… – начала я оправдываться и осеклась.
Станислав уже тянул меня за руку в круг. Детская дискотека включала когда-то популярный «Танец маленьких утят». Он неожиданно «завел» всех. Уморительно, как «виляли хвостиками» наши упитанные бабуськи: начальница, повариха и завхоз. Главное, что танец был общий, а когда все брались за руки в большом кругу, возникало чувство единства.