Любовь и Рим (По воле рока)
Шрифт:
Гречанка держала светильник, тогда как Ливия и Элиар хлопотали над раненым. Сняли окровавленную одежду, промыли рану и хорошо перевязали полосами чистой ткани. Кровотечение почти прекратилось, и не было причин опасаться отравления. Слегка приподняв голову Гая, Ливия смочила его губы водою с вином, а после растерла виски освежающим маслом. В конце концов усилия привели к тому, что веки раненого дрогнули, и он приоткрыл глаза. Он медленно приходил в себя, выплывая из забытья, как из какого-то плотного, душного облака.
На мгновение Ливий почудилось,
— Ты узнаешь меня? — с надеждой спросила она, прикасаясь ладонью к его волосам, — в этом жесте были и забота, и ласка, и нежность.
Посеревшие губы шевельнулись, и с них слетело полное облегчения и одновременно тревоги одно-единственное заветное слово:
— Ливилла!
— Гай, я знаю, тебе тяжело говорить, и все-таки ты должен сказать, кто тебя ранил и почему.
… Он плохо помнил, как, спасаясь от убийц, скрылся в маленькой роще, как полз по холодной и мокрой земле, как пытался и не смог вытащить кинжал, как немыслимым усилием воли заставил себя встать на ноги, а потом шел по улице, шатаясь от стены к стене, и ему чудилось, будто эти стены, теснясь, сами наваливаются на него, стремятся раздавить… Но главного он забыть не мог, оно врезалось в память и тут же стало неким клеймом, клеймом изгоя…
— Проскрипционные списки… Прости, я не должен был приходить к тебе…
— Ты поступил правильно, — мягко сказала она. — Куда ты еще мог пойти? А я сделаю все, чтобы тебя спасти.
Она не задумываясь дала такое обещание, потому что просто не представляла, что может поступить иначе.
В это время с улицы донесся шум. Послышались крики, лай собак, стук чего-то тяжелого, топот ног…
Элиар стремительно вскочил на ноги, озираясь в поисках оружия, растерянная Тарсия со страхом глядела на госпожу. И тогда Ливия, быстро выпрямившись, распорядилась:
— Нужно вытереть кровь!
Она огляделась; в просторной спальне стояли два огромных окованных железом сундука. Ливия с силой откинула крышку одного из них: сундук был полон одежды. Быстро вытащив несколько верхних слоев платья, она кивком указала на освободившееся место.
— Сюда!
Это был не дорожный сундук, а сундук для хранения одежды — в его задней стенке было проделано несколько отверстий для доступа воздуха. Гая уложили на ворох тканей, сверху Ливия набросала еще несколько вещей. Потом открыла второй сундук:
— Теперь ты, Элиар…
Он смотрел на нее во все глаза:
— Но…
— Некогда рассуждать! — прервала Ливия. — Давай, полезай внутрь и, заклинаю всеми богами, лежи тихо, даже если услышишь, как я открываю крышку!
В ее взгляде и голосе было что-то такое, что гладиатор послушался.
Между тем гречанка, не теряя времени, вытирала залитый кровью пол. Испачканные тряпки были спрятаны под матрас, вода вылита в большую вазу для цветов… Потом Ливия села на стул и подала Тарсии гребень. Сначала руки
Наконец шум приблизился. Раздался короткий требовательный стук. Ливия велела рабыне открыть дверь.
Вошел Луций. Он был страшно встревожен, испуган и растерян.
— Там солдаты, Ливия, — начал было он, но те, кто стоял за его спиной, не стали ждать, они шагнули через порог, и старший сказал:
— Мы должны спросить, госпожа, не скрывается ли здесь кто-нибудь посторонний. Мы преследовали государственного преступника, но ему удалось уйти. Однако следы крови привели нас к вашему дому.
— Мой муж — избранный народом квестор! — Она поднялась с места и смотрела им в лицо строгим, ясным, открытым взором. — И мы не прячем в своем доме преступников!
— Возможно, он пробрался к вам тайком. Имя этого человека занесено в проскрипционные списки, и он должен быть убит. Потому мы осмотрим эту комнату, а потом и весь дом.
— Смотрите! — воскликнула Ливия, притворяясь возмущенной. Ее лицо пылало румянцем. Она сделала широкий жест рукой, после чего, к ужасу наблюдавшей за ней гречанки, откинула крышку одного из сундуков — того, в котором лежал Гай Эмилий.
Взгляд солдата скользнул по аккуратно сложенной одежде, но он не стал ее трогать. Второй заглянул под кровать, потом осмотрел примыкавшие к спальне чуланчик и маленькую комнатку, где иногда ночевала рабыня.
Солдаты триумвиров велели Ливий следовать за ними, и она вышла из комнаты, успев незаметно кивнуть Тарсии.
Во время обыска Луций пристально смотрел на жену. На его взгляд, в ее поведении было что-то странное, но что, он не мог понять. Солдаты этого не заметили, но он заметил. Она должна была вести себя как-то иначе, но как?.. Потом он отвлекся, показывая этим бесцеремонно вторгшимся в его владения людям свой дом. Хотя он был страшно возмущен, не мог ни воспрепятствовать, ни возразить. Все боялись власти триумвиров, власти, не знающей никаких моральных запретов, не ценящей ничьей жизни…
Заметив, что Ливия дрожит, Луций положил руку на ее плечи.
— Ты, правда, не заметила ничего… необычного?
— Нет, — не глядя на него, отвечала она. — Я никуда не выходила и уже почти легла, когда они пришли. — Потом шепотом спросила: — А кого они ищут?
— Не знаю.
У Ливий отлегло от сердца. Хорошо, что они не назвали имя, иначе Луций сразу бы понял, что это правда. А так… В те времена подобные случаи были нередки: солдаты врывались в дома римских граждан и искали неизвестно кого. Несчастные проскрибированные прятались в водостоках, колодцах, сточных канавах, дымоходах и чердаках чужих домов. Зачастую даже самые близкие друзья и родственники боялись оказывать им помощь, потому что за это грозила смерть.