Любовь и верность
Шрифт:
– Я просил тебя лишь о том, чтобы ты помогла мне вывести Бауэра на чистую воду! – проговорил Алек с подчеркнутым шотландским акцентом. Мэри уже заметила, что Алек в минуты волнения забывает о своем безукоризненном произношении, которому обучился в школе. – И я не хочу, чтобы вы шарили в моем доме и вскрывали замки. Вы свою задачу выполнили, и даже больше, если учесть то, что произошло час назад. Я думал, что нас что-то объединяет, но это был всего лишь жалкий перетрах…
У Мэри зазвенело в ушах.
– Боже, о чем ты говоришь? – воскликнула она.
– Ты,
Алек не обезумел – он был просто несчастен. Мэри едва сдерживала желание сорвать со стены портрет Эдит и растоптать его. Куда исчез демонический обольститель Алек Рейнберн, кумир театральных гримерок и частных лож? Что-то здесь не так. Совсем не так.
– Но почему, Алек? – спросила она. – У тебя впереди вся жизнь.
– Да? – с горечью бросил он. – Куда бы я ни поехал, вокруг меня тут же начинаются пересуды. Мой родной брат не хочет ехать домой. Неужели ты правда думаешь, что какие-то благотворительные акции от имени Эдит смогут остановить сплетни?
– Это только начало, – сказала Мэри. – Быть может, если ты прибегнешь к помощи родителей Эдит…
Мэри потянулась к Алеку, желая, чтобы он посмотрел ей в глаза. Потому что если он сделает это, то увидит правду – ясную как день.
Глава 31
Оттолкнув пухлые пальчики Мэри, Алек направился к окну башни. Плиты внизу оттирали тысячу раз, но он был готов поклясться, что до сих пор видит на них кровь. Он даже не очень сердился на то, что она рылась в его столе. В этом есть и его вина – дневник лежит там, где любой может его найти. Его надо было уничтожить, вместо того чтобы устраивать самому себе пытки, читая его все эти последние месяцы.
Алек положил руку на стекло. Одну из своих бесполезных, неуклюжих лап, которая большинству не приносила ничего, кроме страха.
– Ты ничего не понимаешь, – промолвил он.
– Тогда объясни мне.
Вид из окна всегда успокаивал его. Тени и облака над горами были частью его самого, как и воздух, которым он дышит. Но сегодня Алек ничего не почувствовал.
Сколько раз Эдит стояла на этом самом месте, чувствуя себя загнанной в ловушку?
– Я оставил Эдит одну в этой башне, хотя мне не следовало этого делать. Она была так молода – совсем девочка, когда мы поженились. Она не пожелала поселиться в комнате моей матери почти сразу – возможно, потому, что та находилась рядом с комнатой отца, которая потом стала моей. Эдит боялась, что я приду и побеспокою ее.
– Вообще-то исполнение супружеского долга – это не совсем беспокойство, – заметила Мэри. – Ты ведь не пытался овладеть ею силой?
Алек почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Даже Мэри усомнилась в его чести.
Всю жизнь он был проклят и обречен из-за своих размеров и силы. Только братья его понимали, потому что они такие же, как Алек. С ними он мог бороться, но никогда не прикоснулся
– Нет, конечно, – покорно промолвил Алек. Может, Мэри не поверит ему, ну и что? Она вернется в Лондон, к своему бизнесу, своим секретам, а он останется здесь, один, потому что тут его место. – Я оставлял ее и отправлялся развлекаться в Лондон, но даже когда я возвращался, мы жили разной жизнью. Она одна завтракала. Одна обедала. Я оставил все попытки сойтись с нею. Мы почти не разговаривали, а если и разговаривали, то спорили.
Алек провел рукой по несуществующей бороде. Ему ее не хватало. Что ж, теперь, когда больше нет необходимости угождать Мэри Арден, он может снова отрастить ее.
– Мы могли бы состоять в «белом» браке. Некоторые так живут. Но я не мог сдерживать себя. Я думал своей плотью. Я был готов трахать кого попало. Может быть, я до сих пор это делаю.
Алек услышал, что Мэри издала какой-то шипящий звук, когда поняла, как он ее оскорбил. Он не хотел обидеть ее, но после сегодняшнего дня Алек ни в чем не был уверен. В самом деле, кто такая Мэри? Невинная девственница или сговорчивая бизнес-леди? Как бы там ни было, она – особа, которая без большого труда раскрыла его постыдную, тщательно оберегаемую тайну. Он слабеет у нее на глазах.
– Алек, она отвергала тебя все годы вашего брака, – заговорила Мэри. – Она заставляла тебя чувствовать себя, как… – Алек слышал, как Мэри подбирает слова, которые заденут его. Да он сам много раз называл себя этими словами. Хищник. Распутник. Животное.
– Да-да, она заставляла меня чувствовать себя зверем, – кивнул он. – Каким бы нежным я ни пытался быть, она всегда меня отталкивала. Но я должен был понять и стать более настойчивым. Она так меня боялась, что предпочла лишиться жизни, чем сказать мне правду.
– Быть может, она боялась сказать тебе, что нарушила брачные клятвы, – заметила Мэри.
Алек покачал головой. Если бы все было так просто.
– Когда я делал это сотни раз? Ты же знаешь, чтоу меня за репутация, и я ее заслуживаю. Нет, все было куда хуже. Гораздо хуже.
Алеку было необходимо сказать Мэри все. Он сел на стул возле окна. Девять месяцев назад Эдит забралась на этот стул, обитый жаккардовой тканью, чтобы прыгнуть в объятия смерти.
– Эдит носила ребенка Бауэра, Мэри, – сказал он. Алек был рад, что его голос не дрогнул, ведь он ни разу не произносил эти слова вслух. Даже Эван об этом не знал. – Добрый доктор предложил избавиться от ребенка, но ясно, что Эдит не смогла через это пройти. Насколько я понимаю, ты не дошла до этой части дневника.
Эдит пыталась сказать мне об этом, но я не обратил на ее слова должного внимания. А потом мы поссорились из-за какой-то обычной ерунды – ты можешь себе представить, сейчас я даже не помню, из-за чего именно. Я пытался много раз, но все в голове, как в тумане, – обычные обвинения и контробвинения, сменяющие друг друга, как подергивающиеся кадры на кинопленке. Она убежала от меня, пришла сюда и выпрыгнула из окна.