Любовь инженера Изотова
Шрифт:
Алексей был благодарен сестре. Она умела, когда надо, действовать" без лишних слов. При всей своей любви к лишним словам.
"Скучаю без тебя", "Жду тебя" - телеграфировал Алексей Тасе и представлял себе, как звонит почтальон в дверь дома на Таганке, как она бежит к дверям, принимает телеграмму. Улыбается, знает, что телеграмма от него. И читает, что сегодня, два часа назад, он так же скучал, думал о ней, звал к себе.
Письма, телефонные, разговоры, телеграммы. "Я использую все современные средства связи, -
– Неужели не поможет? А ну-ка пойду еще отобью телеграммку-молнию, последнее, что осталось в моем распоряжении".
Телеграфистка протянула ему бланк и улыбнулась, как знакомому.
"Когда влюблен мальчик восемнадцати лет, это естественно и превосходно, - подумал Алексей, - но в моем возрасте надо остерегаться быть смешным". Ему казалось, что все знакомые, какие только есть, включая работников цеха Рыжова, должны видеть, что он влюблен. Недаром девушка, передавая ему бланки, всякий раз посмеивается. Лидия Сергеевна спросила как-то: "А свадьба когда?"
Люди располагают на редкость малым запасом слов. Вот "свадьба", "невеста"...
Он писал Тасе: "...Ты моя невеста, моя любовь, мое все на этом свете. Завидую сейчас только поэтам, они могут писать стихи. А я не могу найти слов, чтобы выразить тебе..."
Приехать Тася не могла. Он понимал, что торопит Тасю, и не мог иначе. Надо было научиться ждать. Ей надо было "проверить одну вещь". Но у него-то все было проверено. Иногда Алексею казалось, что на улице он видит ее. Сердце начинало колотиться. Потом он называл себя идиотом, ведь она была в Москве, вчера разговаривал с нею по телефону. Сегодня опять будет говорить с нею, услышит, как она дышит у трубки, смеется. Господи, как приятно быть идиотом!
И вот она сказала: "Между прочим, завтра вечером я выезжаю к тебе, вагон номер семь".
– "Так не шутят, - сказал Алексей.
– Неужели это правда?" - "Правда!
– смеялась Тася на другом конце провода.
– Я не шучу. Почему ты молчишь?"
Он молчал, замер у трубки. Ведь не мог он сказать ей, что уезжает в Куйбышев вечером того дня, когда она приезжает. Это было невозможно!
– Я рад, счастлив. Благодарен тебе, - глухо сказал Алексей, безгранично благодарен. Не знаю, как дождаться.
Она решилась приехать. Любит. Алексей был потрясен. Он не мог оставаться в гостинице, вышел на улицу.
"Надо прийти в себя, успокоиться". Он шел, пока не обнаружил, что город кончился и начался пустырь.
– Ну и прекрасно, - сказал Алексей и пошел дальше, проверив по карманам, есть ли у него спички и папиросы.
До этого дня он еще сомневался, не был уверен в ее отношении к нему. Даже его отъезд в Куйбышев переставал казаться такой катастрофой. Алексей знал, что сумеет вернуться очень быстро. Тася все-таки решила приехать, значит, она любит его. Остальное неважно.
Он забрел далеко и увидел небольшое озеро.
Он разделся и прыгнул
Одевался и думал о том, как поставит лилии в воду и послезавтра расскажет Тасе, что нарвал их, обалдев от счастья.
Он пошел назад и потащил охапку мокрых, грязных лилий со стеблями, которые волочились по земле. Через некоторое время он посмотрел на них и изумился: цветы были серые, жалкие, пахли тиной.
"Ну их!" - решил Алексей и отдал лилии босой и совершенно голой маленькой девочке, у которой на шее болтался на веревке ключ. "Чудесная девочка", - подумал Алексей, оглянувшись. Девочка смотрела ему вслед.
"А Тасе я куплю розы".
Тася приезжала в воскресенье.
Казаков достал машину, и они поехали на вокзал.
Машина, мягко пружиня, ехала по главной улице, шелковые голубые занавески давали голубую тень. Машина изнутри была обита голубым шелковистым плюшем. Это был "ЗИЛ" директора завода.
Алексей удивился, когда увидел, что за машину взял Казаков у "одного знакомого".
– Какого черта?..
– начал Алексей, когда Казаков открыл перед ним дверцу серебристо-серого "ЗИЛа".
Казаков дернул Алексея за рукав и глазами показал на шофера. Алексей знал директорского шофера, раза два видел его на черном кожаном диване в приемной. Это был разбитной, красивый, кудрявый парень. На диване, в компании других таких же разбитных шоферов, он громко обсуждал заводские дела, международные проблемы и переругивался с секретаршей. Алексей, пожав плечами, сел на голубое прохладное сиденье. Он мог встретить Тасю на такси.
Пахло цветами - Алексей купил розы, красные и белые, большой букет.
Казаков понюхал розы и задумчиво сказал:
– Цветы. Начинается твоя новая жизнь. Счастливый! Завидую!
– Только слишком голубые сиденья для моего зада, - сказал Алексей.
Казаков расхохотался.
Шофер обернулся и показал:
– Здесь строится наш больничный городок, больница уже готова, видите? Говорят, в Москве еще такой нет, по последнему слову науки и техники.
"Она стоит в вагоне у окна, смотрит, - думал Алексей, и сердце его колотилось и замирало.
– Неужели она сейчас будет здесь?"
– Там умирать не будут, - сказал Казаков, нюхая розы.
– Вы не смейтесь, Петр Петрович, говорят, очень хорошие аппараты там есть. Надо будет полечиться.
– Чего ты лечить собираешься, больной?
– грубовато-покровительственным тоном, каким разговаривают подчиненные с шоферами и детьми своих начальников, спросил Казаков.
Мелькают краны, фундаменты и стены с квадратиками окон.
– Вот вы смеетесь, Петр Петрович, а у меня печень больная, продолжался разговор.
– Много водки пьешь, - отвечал Казаков, посмеиваясь.