Любовь инженера Изотова
Шрифт:
– До деревни сорок километров, - сказала Клавдия Ивановна.
– Где брать машину? Автобус уже не ходит.
– Я с вами поеду, я сейчас машину достану!
– крикнула Тася и вызвала по телефону квартиру директора завода. К счастью, Терехов оказался дома и сам подошел к телефону.
– Говорит Таисия Ивановна, - назвалась Тася.
– Слушаю, - ответил родной низкий голос, и Тася почувствовала, что Андрей Николаевич взволнован.
– Слушаю вас.
Она ничего не стала объяснять, попросила дать ей немедленно машину. Андрей Николаевич ответил, что
– Только скажи, - шепотом проговорил он в трубку, - с тобой ничего не случилось?
– Со мной ничего.
Клавдия Ивановна уже стояла в прихожей.
– Спасибо вам, - сказала она Тасе.
– Ну, поехали, - обернулась она к сестре.
– Можно еще попробовать в деревню позвонить, - тихо сказала Мария Ивановна и опять застонала.
– О-ох-о-ох, горе, горе какое!
– Поедем быстро, - приказала Клавдия Ивановна.
– Надо ехать, какие звонки еще!
– Я не поеду, я боюсь, я не поеду, я боюсь, - с лицом помешанной повторяла Мария Ивановна.
– Ну сиди здесь, бессовестная!
– крикнула Клавдия Ивановна.
– Какая ты мать после этого?
– Ой, ой, ой!
– причитала Мария Ивановна и не двигалась с места.
– Но если дети живы и ты после этого не выгонишь своего квартиранта, ты после этого, ты...
– Никогда... никогда... я выгоню... деточки, - рыдала Мария Ивановна.
– Ну поедем, перестань, Маша, разве можно так, - попробовала успокоить сестру Клавдия Ивановна.
– Вы же мать, как вы можете?..
– стараясь сдерживаться, сказала Тася. Она стояла в плаще, волосы повязала розовой выгоревшей косынкой.
– Не могу, боюсь, - всхлипывала Мария Ивановна.
Беспомощная, не владеющая собой, жалкая, Мария Ивановна ничего не могла. Только плакать, вскрикивать и раскачиваться на стуле. Тася и Клавдия Ивановна ушли, а она осталась сидеть на стуле, бормоча:
– Выгоню его, выгоню... дети...
Машина еще не подошла.
– Ой, вы куда это собрались?
– Люся в сопровождении высокого молодого человека шла мимо и увидела Клавдию Ивановну с Тасей. Люся сегодня навила кудри и выпустила их кольцами на лоб и на щеки, даже узнать ее было трудно.
Клавдия Ивановна ответила:
– В деревне пожар, а там дети, понимаешь.
– Ой, - тоненько сказала Люся и повернулась к своему спутнику.
– Иди без меня в кино, а я с ними поеду.
Подъехала машина - крытый зеленый "газик". Женщины сели в машину.
– Я буду ждать, спать не лягу, я к тебе в парадное приду, - сказал Люсин знакомый и отдал Люсе свой пиджак с большими ватными плечами.
– А мы утром вернемся, не раньше, - это далеко. Иди-ка лучше в кино, сказала ему Люся.
– За пиджак спасибо, конечно. Только один иди, на мои билет никого не води. Какому-нибудь мальчику отдай. Слышишь?..
Темная деревня спала, крайний дом, где жила мать Клавдии Ивановны, стоял "на месте, и приехавшие с трудом достучались, перебудили ребят, разбудили старуху.
Тревога оказалась ложной, у кого-то сгорел сарай. Проснувшиеся ребята сказали, что сарай горел
– Сгорел сараюшек, а все одно страшно, - сказала старуха.
– А ты чего переполошилась, доченька, ночью приехала, сполох такой?
При свете яркой лампочки Клавдия Ивановна разглядела, что племянники загорели, посвежели и глаза у них веселые, детские. Не то что в городе, там ей всегда казалось, что дети голодные и смотрят всепонимающе. Про мать они спросили только один раз, почему она не приехала.
– Мама дежурит, - ответила Клавдия Ивановна, зная, что дети гордятся, когда их мать дежурит.
Маленький старинный ткацкий станочек, который она недавно видела во сне, стоял в углу. На нем уже много лет никто не ткал.
На обратном пути Люся крепко спала на плече у Таси.
– С добрым утром, - сказала она, проснувшись, около своего-дома.
Войдя к себе, Клавдия Ивановна не удержалась и обняла сестру. Обе заплакали.
Потом Мария Ивановна уехала в поликлинику.
– Ты помнишь, Маша, что обещала? Теперь все по-другому будет? По-иному?
– напомнила Клавдия Ивановна на прощание.
Мария Ивановна несколько раз кивнула и судорожно обняла сестру.
Тася посмотрела из окна и увидела, как, сгорбившись, мелкими шажками, семенила по улице Мария Ивановна и плечи ее вздрагивали.
Вечером Тася с Клавдией Ивановной пошли к ее сестре. Тася сама не понимала, зачем она идет.
В кухне за столом сидели квартирант без рубашки, в одной голубой майке, и раскрасневшаяся Мария Ивановна в шелковом платье. Перед ними стояли граненые стаканы, котлеты на сковороде и бутылка водки.
– Такая радость, выпей за такую радость, выпейте и вы, девушка, обратилась к вошедшим возбужденная Мария Ивановна.
– А я думала, сгорел мамин дом, а это оказался простой сарай. Ха-ха-ха! А дети мои живы-здоровы и даже поправились, поздоровели. По такому случаю выпить надо. Вот он принес. Ты, Клаша, его не любишь, квартиранта моего. А он принес за детей моих выпить... И ты и вы, барышня... Да чего ж вы не присаживаетесь?
Клавдия Ивановна повернулась и, не сказав ни слова, вышла. На улице она говорила с Тасей о посторонних вещах, но глаза ее, круглые, всегда печальные глаза, были негодующими. Тася думала: "Вот настоящий человек, а та уже не человек. Душа распалась, и человек кончен".
– Если вы про сестру мою думаете, то не думайте нисколько, - сказала Клавдия Ивановна.
– Она не стоит того, чтоб об ней думали, и я об ней больше уже думать кончаю. Потеряла она себя окончательно. Она мне не сестра. Мне Люся больше сестра.
– А детишки хорошие.
– Тася вспомнила соломенные головки ребятишек в избе.
– Я их постараюсь по суду себе забрать, а если не отдадут, я им все равно вырастать помогу. Встанут на ноги и без нее.
...Встретившись на улице с Тереховым, Тася рассказала ему, что произошло. Но на него это не произвело впечатления. Он больше всего удивился, что она поехала ночью в деревню.