Любовь к мятежнику
Шрифт:
— С окружавшей его горечью и злобой Роберта, — добавила Мадлен.
— Ты не можешь представить даже половины этого. Я хочу, чтобы ты поняла, почему Квинт не может доверять тебе, не может доверять ни одной женщине, и меньше всего той, которая запала ему в душу так, как ты. Роберт ужасно печалился о своей английской леди, но ее измена доводила его чуть не до безумия. Он не позволял Квинту даже произносить вслух ее имя или расспрашивать кого-то о своей матери. Он убрал из дома все ее вещи и запер их в мансарде, хотя у него не хватило духу
— Но почему, Полли? Почему она так ужасно поступила?
Полли беспомощно развела покрасневшими от работы руками.
— Я только знаю, что она оставила своего ребенка сносить наказание за ее грехи — и старый Роберт преуспел в этом, видит бог. Как-то поймал мальчика в мансарде, где держал ее вещи, когда Квинту было всего семь лет. Ты же знаешь, как дети бывают любопытны, особенно если им что-то запрещают делать. Так вот, он бил мальчишку кнутом — одним из тех, которыми надсмотрщики бьют рабов на плантации.
Мадлен содрогнулась от отвращения.
— Как мог он быть таким монстром? Квинт не похож на нее? Неужели он не напоминал ему ее?
— Нет, насколько я знаю, леди Анна была похожа на твою подругу, леди Барбару, ее племянницу — белокурая, голубоглазая и светлокожая. Побои Квинт бы перенес. Даже тогда он был крепким малым. Нет, то, что Роберт сказал, ранило куда больнее. Назвал мать Квинта грязной шлюхой, а ее сына мерзким ублюдком, недостойным носить имя Блэкхорна, даже если он щенок Аластера.
— Он сказал это семилетнему ребенку?
— Объяснил все об отвратительных фактах жизни так, что нельзя было не понять. Именно тогда Квинт убежал к своему дяде Аластеру. К тому времени у Аластера уже была жена-индианка, и он оставил свою плантацию. Он отправился с ней на крикскую территорию. Квинт никогда не говорил, что Аластер рассказал ему. Возможно, у него не хватило смелости спросить, он ли его отец. Я не знаю. Он жил с ними почти год, а потом люди Роберта нашли его и связанного привезли обратно в Блэкхорн-Хилл. Роберт запер мальчика в одной из больших комнат на третьем этаже, там, где были свалены вещи госпожи. Держал его на хлебе и воде, ожидая, что мальчик станет умолять выпустить его.
— Но Квинт отказался, — сказала Мадлен. Слезы душили ее, когда она представила маленького черноволосого мальчика, одинокого и испуганного, избитого и умирающего с голоду, но не сдающегося.
— Да. Наконец, когда он едва не умер, старик сдался и привел доктора. Когда мальчик поправился, Роберт сообщил ему, что он его единственный наследник. Он унаследует Блэкхорн-Хилл и все, что построил Роберт, но если он кому-нибудь проболтается, что он незаконнорожденный, то Роберт отдаст все старшему сыну Аластера Эндрю.
— И Квинт не проговорился. Могу себе представить, как он возненавидел свою мать, виня ее за то, что Роберт сделал с ним. Ненависть Роберта ко всем женщинам распространилась и на него.
— Когда Квинт рос, старик использовал любой шанс, чтобы сломить его, устыдить,
— Неудивительно, что он так ревнует к Эндрю. Если бы он сломался от жесткостей Роберта, все его страдания оказались бы напрасными, и то, что принадлежит ему по праву рождения, перешло бы его кузену.
— Но он не сломался и не стал таким подлецом, как Роберт. Он хороший человек, Мадлен. Напуганный и одинокий, боящийся доверять — особенно тебе. Я наблюдала за ним с тех пор, как он привез тебя сюда. Ни одна женщина никогда не имела над ним такой власти.
— Серена Фаллоуфилд, кажется, великолепно имитировала возбуждение его страсти, когда я застала их вместе на балу у губернатора, — сдержанно сказала Мадлен.
Полли фыркнула.
— Он прекрасно знает, кто она есть, но вот она имела на него виды, это точно. Возможно, он использовал ее, чтобы возвести стену между вами. Никогда не думала об этом?
— Ну, что ж. Это сработало. Я пришла в ярость и обвинила его во всех смертных грехах в ту ночь. А на следующий день он был объявлен преступником в розыске и обвинил в этом меня.
— Ты прочтешь то, что он пишет о жизни на войне, а потом напишешь ему, что он скоро станет отцом. А уж я найду способ сделать так, чтобы письмо дошло до этого сорвиголовы, или мое имя не Полли Блор!
Мадлен читала письмо, которое ее муж прислал Полли. Оно было длинным, торопливо нацарапанным на оборванных листках, а строчки расплывались от пыли и сырости во время трудного пути из каролинских болот. Ужасные и опасные условия, в которых люди жили и сражались, пугали ее, особенно когда она догадалась, что он намеренно преуменьшает силу противника, чтобы успокоить страх Полли.
Квинтин служил под командованием знаменитого партизана-мятежника Фрэнсиса Мариона, Болотной Лисицы, которого все роялисты Юга проклинали за его безжалостную и успешную тактику набегов. Он описывал самую последнюю победу, достигнутую Марионом в каком-то неизвестном местечке, называемом фортом Уотсоном, где майор Генри Мэм построил высокую башню из бревен, откуда несколько смельчаков стреляли по британским укреплениям. Квинтин тоже вел огонь из башни, используя свое мастерство меткого стрелка до тех пор, пока форт не сдался.
«Он же мог умереть в этом аду или его могло разорвать на куски!» Она побледнела и стала читать дальше. За исключением нескольких царапин, он пока оставался невредимым в этих стычках, но надолго ли? Прочитав, что некоторые из партизан Джорджии теперь, когда внутренние районы больше не контролировались британцами, уезжают, чтобы навестить свои семьи, Мадлен приняла решение. «Ребенок Квинта должен родиться в Блэкхорн-Хилле после всего, что он сделал, чтобы удержать его. Я еду домой, на плантацию. И пусть «Сыны Свободы» делают, что хотят. Я жена одного из их партизан».