Любовь к наследству прилагается
Шрифт:
— Дед, мне еще тридцатки даже нет! Да и я вовсе не горю желанием до конца своей жизни просидеть в кресле генерального директора и пялиться на железяки, которые мы изготовляем. Раз Люба такая ответственная и исполнительная девушка, как ты говоришь, и готова во всем потакать тебе, даже соврать мне о твоей смерти, так перепиши на нее компанию и все имущество, потому что мне на хрен не сдалось это все! У меня есть сеть ресторанов в Италии и этого достаточно!
— Кирилл, — начинаю я, но затыкаюсь от его предостерегающего взгляда.
— Что Кирилл, Люба,
Его слова острыми лезвиями впиваются мне в сердце и я не могу произнести ни слова. В висках пульсирует, голова кружится и мне становится плохо от того, какая ненависть исходит от мужчины в мою сторону. Я хочу сказать, что ничего такого не было, но слова застревают в груди.
— Люба не имеет к этому никакого отношения. К тому же, я что-то не заметил, чтобы ты был против вашего тесного общения. Я все слышал, между прочим, не давали бедному старику уснуть. Пришлось заткнуть уши наушниками.
Мое лицо пылает от стыда и глаза расширяются от ужаса. Господи, надеюсь, Федор Александрович ничего лишнего не увидел.
— Мне, знаешь ли, интересно было проверить так же хороша твоя помощница в постели как и в работе, — зло усмехается Царев и я вздрагиваю от его слов как от пощечины. — Что ж, должен признать, Любовь Дмитриевна, эти три месяца были незабываемы. И в офисе, и в моем доме, и в твоей квартире.
— Прекрати, — отзываюсь я.
— А то что? В этот раз сама прикинешься мертвой? Тогда должен тебя разочаровать: мне все-равно! Абсолютно! Насрать и на тебя, — тычет в меня пальцем, — и на тебя! — в Федора Александровича.
— Кир, я…
— Молчи. Не хочу слышать от тебя ни слова.
Он резкими движениями берет со стула ремень, пиджак и выходит из палаты, с силой захлопнув дверь.
— Ну, все не так плохо как я ожидал, — вздыхает Федор Александрович, а я чувствую как из-за волнения и пережитого сегодня на меня медленно накатывают волны беспамятства.
— Что-то мне плохо, — упираюсь ладонью в жесткую кровать. — Позовите кого-то, пожалуйста.
— Любочка? Сейчас, подожди, говорил ведь, давай и ты поедешь в больницу, мало ли чем ты там надышалась?
Мужчина выскакивает из палаты, а я ложусь на больничную койку, делая глубокие вдохи и несколько коротких выдохов. Из глаз медленно скатываются капельки слез. Теперь Кирилл точно даже не посмотрит в мою сторону. Это именно то чего я так хотела, так почему же вместо радости и удовлетворения меня одолевает чувство горечи.
В палату забегают медики и суетятся вокруг меня, давая понюхать нашатырный спирт.
— Сейчас сделаем вам укол и…
— Нет-нет-нет, — с трудом отталкиваю руку медсестры. — Никаких уколов и лекарств, мне нельзя, — слабым голосом умоляю я. — Я беременная, пожалуйста, не надо уколов.
— Не волнуйтесь так, все будет хорошо, — подбадривает меня медсестра и я теряю сознание.
Глава 32
Люба
5
— Кирилл пропустил мой юбилей, впервые за эти годы, — отрываясь от документов жалуется мне Федор Александрович. — Сколько это еще будет продолжаться? Да, возможно, я перегнул палку, но ведь это не повод разорвать все связи.
— Дайте ему время и он обязательно простит вас.
— Может, если бы ты все-таки сказала ему о том, что ждешь ребенка он бы вернулся, — поджимает губы мужчина и смотрит на мой выпирающий живот.
— Нет, вы обещали мне! — Получается слишком резко и нервно, но я и в самом деле не хочу чтобы Кирилл вновь ворвался в мою жизнь только из-за того что я беременная. Он не хотел отношений, не хотел обязательств, не хотел детей, поэтому я не собираюсь портить его идеальную жизнь и "радовать", что в скором времени он станет папочкой. Хотя на самом деле нежелание делиться с ним этим секретом заключается в том, что я активно отслеживаю его "Инстаграм" и наблюдаю там слишком много длинноногих стройных девушек. И если на расстоянии меня так штормит от этого, то что будет когда мы начнем встречаться, проводить вместе время с ребенком, а потом он будет уезжать у очередной блондинке?
Я не хочу чтобы у моего ребенка был "отец по воскресеньям", уж лучше скажу, что он умер. Или улетел в космос. Или покоряет Антарктиду. Или еще чего-нибудь.
За пять месяцев Царев лишь несколько раз позвонил дедушке, сухо поинтересовался как у того дела со здоровьем и прислал на счет деньги от продажи одного из ресторанов на ремонт завода. И на этом все. Обо мне он даже не спрашивал, но больно-то и надо. Нам с лапочкой больше никто не нужен.
Я с нежностью провожу рукой по животу и чувствую как моя девочка начинает пинаться. На лице расцветает счастливая улыбка. Еще немного осталось, каких-то недель семь, и я увижу свою дочь, смогу подержать ее на руках и искать на личике знакомые черты.
— Ты сделаешь только хуже, Люба, потеряешь его навсегда. Такое Кирилл точно не простит.
— Мне все-равно, — хочу казаться безразличной и очень надеюсь, что у меня получается.
— Не ври. У меня хоть и проблемы со зрением, но я еще не полностью ослеп. Ты любишь его и я уверен, что и Киру ты не безразлична. Мне было достаточно сцены в больнице, чтобы понять это.
— Нет никакой любви, вам показалось.
— Ну да, ну да. Хорошо хоть мне не соврала, а то так бы и умер не узнав, что у меня есть правнучка.
— Не заводитесь, вы словно заезженная пластинка повторяете это изо дня в день.
— Потому что слишком хорошо знаю твой упертый характер. И вообще, где это видано, чтобы при живом отце ребенок рос в неполной семье! Перепишу на правнучку завещание, вот удивится Кирилл, когда я помру и его огласят.
— Никаких завещаний, — говорю категорично, потому что не горю желанием становится собственником компании до совершеннолетия дочери. — И пообещайте мне, что и дальше будете держать язык за зубами.