Любовь к таинственности, или Плохая память (Нимб над Мефистофелем)
Шрифт:
Фаина смотрела вслед уходящему составу с неприятным осадком в душе. Вернувшись домой, она пробовала углубиться в учебники, а когда поняла, что рассеянного внимания не собрать, принялась готовить ужин. Думала, Ваня сразу заметит отсутствие сестры, спросит, где она, тогда и Фаина в свою очередь поинтересуется, что между ними произошло. Но Иван переоделся в домашнюю одежду, сел ужинать, словно Лиды здесь никогда не было.
– Ты не хочешь спросить, где твоя сестра? – пыхнула она, сама не зная, почему пыхнула.
– Наверное, уехала, – равнодушно сказал он.
– А случайно не в тебе причина
Он взглянул на нее, но не хмуро, потом пересадил к себе на колени, уткнулся в грудь носом:
– Давай, ты не будешь меня ни о чем спрашивать?
– Хорошо. А почему? Почему не спрашивать?
– Потому что я не хочу врать тебе. Лучше пойдем и сделаем мальчика.
– Девочку, – надулась Фая.
– Мальчика. Сначала у нас будет сын.
– Нет! – не уступала Фаина. – Не спорь, не спорь! Девочку хочу!
Она обняла Ивана, решив больше не трогать эту тему, раз ему неприятно. Да и какая разница – что между ним и его сестрой произошло? Они вдвоем, им хорошо...
7
– А на следующий день я потребовала, чтобы муж взял меня с собой в часть. Приближались ноябрьские праздники, жены офицеров договорились устроить большой вечер, мне поручили делать стенгазету. Не хотелось сидеть дома, тем более что все необходимое имелось в части. Мы, захватив сослуживца Вани, выехали за город, а на повороте... муж не справился с управлением, машину занесло прямо в пахоту, несколько раз перевернулись. Иван погиб, сослуживец тоже, я осталась жива, но со сломанным позвоночником. А должна была погибнуть. На том повороте закончилась моя жизнь. Родители взяли меня к себе, выхаживали... Они жили долго, потому что были необходимы мне, только все равно умерли, а я очутилась здесь.
Ни одной слезы не пролила Фаина Эдуардовна на последних фразах. Значит, вылила их все раньше.
– С Лидой вы виделись? – спросила Зоя.
– Нет, конечно, – сказала Фаина Эдуардовна. – Я и на похоронах мужа не была, в больнице лежала без сознания. Потом начался изнурительный труд, чтобы хоть как-то шевелиться и главное – свыкнуться со своим положением инвалида. А потом приспособилась, вязала и вышивала, пока зрение позволяло, так зарабатывала добавку к пенсии.
– И вам о Лиде совсем ничего неизвестно?
– Ничего.
– Скажите, авария была случайной?
– Поначалу меня это нисколько не интересовало, я с собой боролась. В молодые годы остаться полным инвалидом – это очень тяжело. Много позже родители мне сказали, что в машине оказалась какая-то неисправность, а какая – не помню. Очень странно, ведь Ваня следил за машиной. Он купил ее, как только мы переехали в город, в пустыне деньги тратить было негде, и мы подкопили нужную сумму. А на гараж не хватило, машина стояла во дворе. В то время автомобили угоняли редко, мы и не боялись.
– Значит, любой человек мог подойти ночью к машине и что-то с ней сделать? – предположила Зоя.
– Кажется, такая версия существовала, но я с ней в корне не согласна.
– Почему?
– Это сейчас, милая девушка, видимо-невидимо людей, разъезжающих на автомобилях. А в то время иметь машину могли себе позволить очень немногие. Особенно в маленьком городке, замечательном тем, что
– А тот мужчина, о котором говорила Лида?
– Но он же ее преследовал, а не нас. Да и был ли мальчик-то? – пожилая женщина усмехнулась. – Лида, как я сейчас оцениваю, была чересчур впечатлительной, эмоциональной, ей могло что-то показаться.
– Да, действительно, – согласилась Зоя.
Выйдя за пределы печального дома, Эльзаман хриплым голосом пропел:
– «Что-то воздуха мне мало, ветер пью, туман глотаю...»
– О, мы знаем Высоцкого? – приятно удивилась Зоя.
– Высоцкого не знают только конченые дебилы. Фу-х! Ну и вонища там. Знаешь, Зойка, мама говорила, что в Азербайджане не было ни домов престарелых, ни детских домов. Родственники, пусть хоть самые дальние, обязаны были взять к себе осиротевших детей и одиноких стариков, иначе их наказали бы всеобщим порицанием и презрением. Если не было родственников, за старыми людьми ухаживали соседи.
– Ты давно был в Азербайджане? Может, сейчас и там есть подобные дома после всех событий последнего времени?
– Может, – не стал спорить парень. – Я вообще там не был ни разу, отец переехал в Россию до моего рождения, но язык знаю, дома мы говорим по-своему. Слушай, а ты думаешь, что в автомобиле покопался тот мужик? Ну, о котором говорила Лидочка...
– Да, мне так кажется, как бы ни отрицала это Фаина Эдуардовна. Интересно, кто он такой? Почему прицепился к Лидочке?
– А я знаю, кто он, – хвастливо заявил Эльзаман, показывая все свои замечательные зубы. – Помнишь, в тетрадке Устина написано про музыканта?
– Помню. И что?
– А он, то есть музыкант, рассказал, как однажды, работая в ресторане, вышел покурить. Тогда он увидел, что Ирина разговаривала с мужиком, который ей докладывал, мол, Федор Борисович по вечерам бывает дома один. Я почему-то на этого мужика подумал. А ты?
– Не знаю... – выпятила нижнюю губу Зоя, про себя согласившись с Эльзаманом. – Но тот эпизод был такой незначительный, на сюжет он никак не влиял, и я даже хотела его выбросить.
– Правильно сделала, что не выбросила. Потому что... Слушай меня, умного мужчину: по закону жанра разгадка всегда лежит в незначительных деталях и эпизодах. Спорим, что это он?
Эльзаман взвалил сумку с камерой на плечо, освободив руку, и протянул ее Зое:
– Риск не моя стихия, – не приняла пари та. – Поэтому спорить не буду.
– А я-то думал, ты рисковая, крутая, независимая, гордая, как горянка. В общем – не подступись. Ума не приложу, как твой Аристарх рискнул к тебе приблизиться?
– Я? – Зоя приложила к груди руки и рассмеялась. – Я крутая? И гордая? Ты несколько завысил мои качества.
– Не скромничай, старуха. Ну, что, домой?
Поезд затормозил, вдоль перрона ехал медленно. Эльзаман толкнул Зою: