Любовь к велосипеду
Шрифт:
К Володе пришло второе дыхание, и мчаться, до предела раскручивая педали, разгоняя машину до бешеной скорости, доставляло уже чисто физическое удовольствие. «Потом отстану, — решил он. — Но сейчас–то я могу их догнать!» Некоторое время он шел за «беглецами» метрах в десяти, как привязанный, но на подъеме, привстав на педалях, «съел» этот разрыв и достал их. Саша Рябов, оглянувшись, подмигнул ему через плечо, и Володя пристроился рядом. Ядыкин и компания крутили уже далеко позади, и чувствовалось, что отстали они безнадежно. А ведь все были на гоночных машинах. «Вот вам и «велодрын!» — подумал Володя злорадно. Теперь в нем проснулся азарт, и он уже не думал сходить
Ребята, шедшие с ним, на подъемах и спусках меняли передачу — ему же было гораздо труднее. В гору он должен был изо всех сил давить на педали, а на спусках приходилось бешено крутить, чтобы не терять скорость. Это изматывало, ноги гудели. Он чувствовал, что рубашка у него мокрая, хоть выжми, но не сдавался. Он вдруг подумал, что если выиграет у Ядыкина и других, если покажет хорошее время, то гоночную машину может получить не когда–нибудь в туманном будущем, а уже сейчас. Может быть, тренер возьмет ее у кого–то из тех, кто плохо выступит на прикидке и отдаст ему, если сам он выступит хорошо. Такая перспектива ободрила его — он крутил и крутил педали, яростно преодолевая усталость. Даже не заметил, как прошел половину дистанции. Группа Полосухина уже сделала поворот у пятнадцатого километра и теперь мчалась навстречу, слаженно работая в темпе и часто меняясь местами. Увидев Володю во второй группе, Полосухин удивленно поднял брови в покачал головой. И другие, проскочив уже, оглянулись на Володю, явно не ожидая от него такой прыти.
Повернув у столба с цифрой 15, Пряжников, который вел их маленькую группу, еще больше взвинтил темп. Если прежде они крутили по ветру, то теперь ветер, хоть и несильный, дул навстречу, затрудняя езду. И тут Володя почувствовал, что силы па исходе. Противная слабость растекалась по рукам и ногам, спина в непривычно низкой посадке занемела. Крупные капли нота стекали со лба, заливая глава, и оттого он видел дорогу и спины мчащихся впереди ребят в какой–то радужной пелене.
— Отцепись! Сдохнешь ведь! — крикнул ему Пряжников, оглядываясь.
Володя лишь качнул головой и продолжал упрямо крутить. Пряжников выразительно показал пальцем у виска и ушел вперед.
— Что, тяжко?.. — поравнявшись с Володей, сочувственно спросил Рябов.
Володя только кивнул и рукавом смахнул нот со лба.
— Садись ко мне на колесо, — сказал Саша. — Я тебя прикрою от ветра. Так… Еще ближе… Хорош!.. — командовал он при этом. Крутить стало действительно легче, и даже не столько оттого, что уменьшился напор ветра, сколько от этой доброй Сашиной поддержки.
Промелькнула навстречу группа с Ядыкиным, и теперь уже видно было, что те отстали намного — метров на восемьсот. Позади всех, отстав и от этой группы, на хорошем гоночном велосипеде неторопливо катил лысоватый Соломин.
— Работай, не сачкуй! — шутя крикнул ему Пряжников. Тот усмехнулся и безнадежно махнул рукой.
На последнем пятикилометровом отрезке ребята до предела взвинтили темп. Пригнувшись к рулям, будто слившись с велосипедами, они резво и безостановочно работали ногами под слитное жужжание трещоток. Вот где Володя позавидовал их легким стремительным машинам! Вот где усталость навалилась на него всей свинцовой тяжестью!.. Трудно было вообще крутить, а неподатливые педали его «пензенского» и подавно. Саша и Пряжников лидировали поочередно, а у него едва хватало сил держаться за ними. То, что он не лидировал, конечно, помогало ему. Он шел в группе, но не работал на группу, в какой–то мере поддерживая скорость за ее счет. Но ребята и не требовали этого от него. Уже то, что на своем дорожном велосипеде он упорно держался в
Он знал за собой эту черту, знал, что, если надо, может превзойти самого себя. Вот только это «надо» он не всегда мог внушить себе сам. Чаще оно возникало в нем помимо сознания, шло откуда–то из глубин. Властное, как приказ, это надо не подавляло, не угнетало его, а делало вдруг сильным и свободным, нечувствительным к боли, презирающим усталость, не знающим жалости к себе, к своим измученным непосильной работой мышцам. Это была мука, но особая, торжествующая мука в предощущении победы. И он крутил, крутил, крутил — видя в туманной пелене лишь серебристые спицы мчавшегося впереди, не позволяя своему колесу отстать от этого сверкающего диска…
Он отстал лишь в самом конце дистанции, когда, поставив большую передачу и резко «танцуя» на педалях, ребята пошли на последний финишный рывок. Володя не пытался догнать их. Он и так уже чувствовал, что дело сделано: он выдержал, он показал себя. И хорошо показал! Оглянувшись, он даже далеко за спиной не увидел группы Ядыкина. Это уже была заявка! Этого он и сам от себя не ожидал…
Проскочив мимо стоящих на обочине гонщиков и сваленных тут же велосипедов, он резко затормозил и повернул назад. Слез с велосипеда и тут только почувствовал, до чего устал. Ноги безвольно надломились, и он присел на корточки, опершись на руку, чтобы не упасть. Насквозь мокрая рубашка прилипла к спине, пот градом катился со лба, заливая скулы и подбородок.
– Пятьдесят шесть — пятнадцать, — сказал Полосухин, взглянув на секундомер. — Ну, тита–ан!.. — добавил он со своей обычной ухмылкой.
– Да это же лучше третьего разряда на гоночном, — сказал Саша Рябов, утирая в темных разводах лицо рукавом велорубашки.
– А на дорожном, — добавил кто–то, — лучше второго.
— Титан! — с похвалой, но и с какой–то недоверчивой иронией протянул Полосухин. — Неужто никогда раньше не гонялся?
— Никогда, — сказал Володя, смущенный от похвал. Ему казалось, что слишком уж хвалят его, слишком удивляются его результату, и он поспешил объяснить: — Я зимой на коньках бегал, не успел еще форму потерять…
– Ага! — высоко поднял брови Полосухин. — Вот вам, дети мои, польза предсезонной подготовки.
Ребята достали пластмассовые бачки с чаем. Саша Рябов протянул ему свой: «Глотни!» Почти шатаясь от усталости, но с блаженной истомой, Володя припал к бачку, и восхитительно вкусным показался ему этот холодный, слегка подслащенный сахаром чай.
До предела выжатый этой гонкой, но счастливый вернулся он домой.
– Мам, дай поесть! — крикнул он еще с порога. — Проголодался страшно… Я в другую секцию записался, — стаскивая с себя пропотевшую футболку, сказал он. — В велосипедную…
– Еще того лучше! — недовольная, откликнулась из кухни мать. — Это которые с голыми ногами сломя голову носятся?
– Они самые! — весело сказал Володя. — И я с ними носился. У нас прикидка была… Я на своем дорожном и то многих обошел…
Наскоро умывшись, он вошел в комнату. За накрытым столом сидел гость, двоюродный брат матери, дядя Павел. Он считался дальним родственником и заходил редко, но мать сразу бежала за водкой, хоть сама терпеть ее не могла. Она каждого, хоть бы и на последние деньги, старалась угостить получше, боясь, как бы люди худого слова о ней не сказали.