Любовь к жизни
Шрифт:
Вдруг ему почудилось, что ветер доносит до него какие-то тихие звуки, и огорчился – наверняка крестьяне собрались все вместе и согреваются сейчас пьяными, под крышей, у тёплого камина…часовой надвинул шапку почти по нос и попытался сжаться. Увы, он был не газом, а потому сжаться не получилось. А звуки стали громче, и бедняга понял: не крестьяне. По дороге шёл какой-то сумасшедший, который довольно громко пел что-то красивое и лиричное. Даже грубоватая душа человека, много лет служившего Болтонам, растрогалась невольно.
А моря до краёв наполнялись по каплям,
И
Вечность – это, наверное, так долго…
Мне бы только мой крошечный вклад внести:
За короткую жизнь сплести
Хотя бы ниточку шёлка…
Наконец, часовой смог разглядеть дурака, что в такую погоду пел снаружи. Абсолютно нормальное лицо, без признаков болезни или несостоятельности. Просто чудак. Чудак в недорогой, но хорошо сшитой одежде, с длинными чёрными волосами и белой кожей. И мечом на поясе.
– Эй, чудак, чего горланишь?- достаточно миролюбиво поинтересовался часовой,- Тут тебе не Гавань, наши господа бардов не любят.
– Так я и не бард. А пою, чтобы не так было скучно идти,- улыбнулся чудак,- А твои господа любят учёных?
– Не, не особо. Разве только на кол сажать, и то не факт. Иди-ка ты отсюда, не показывайся нашим на глаза. Лорд и леди Болтон тебя слушать не будут, а бастард…маньяк этот…тебя выслушает, когда ты на псарне вопить будешь.
– Скажи, а этот бастард – он жесток?
– Не то слово. Парня не так давно замучил…красивым парень был,- часовой почему-то пытался выбрать более мягкие слова для описания Рамси, хотя в другом случае перешёл бы на мат,- Вонючкой теперь называет, тот и не сопротивляется уже почти. Так, повоет немного ночью, и успокоится.
– Ужас,- чудак прикрыл глаза, а часовой почему-то почувствовал себя в чём-то виноватым. И поспешил исправить ситуацию. Ну, как сказать, исправить…
– Да сейчас уже ничего, его даже почти не бьют, а вот раньше и пальцы отрезали, и зубы разбили, и…это…радости мужской лишили, вот.
Почему-то чудак ещё больше расстроился. «Чувствительный, небось»,- понял часовой,- «И как ещё в живых ухитрился остаться? С такой-то чувствительностью, его бы ещё в детстве забили. Хотя…может, он из хорошей семьи? Одежда хорошая, сам чистый, опрятный, даже волосы без колтунов. Нельзя его в Дредфорт. Забьют».
– Может, пропустишь в Дредфорт? Мне бы переждать непогоду…
– Попросись на постой к любому крестьянину, тебе не откажут. А в замок не суйся, целее будешь. Тебя зовут-то хоть как?
Перед тем, как пройти в ворота Дредфорда, незнакомец посмотрел внимательно в глаза незадачливому бедолаге, и тот увидел тёмные, сияющие в ночи глаза.
– Рейлине Рокалион. Рейн, если просто. А за предупреждение спасибо,- и скрылся в дверях.
То, что в Дредфорт проник посторонний, часовой решил никому не сообщать. Лишь запахнулся поплотнее в плащ и помолился за упокой чудака Семерым и, на всякий случай, Старым Богам. Вряд ли юноша доживёт до рассвета.
А Рейлине, не особо скрываясь, прошёл во двор (пустой – кто в такую погоду вообще выходит из тепла?), осмотрелся, хмыкнул и прошёл
Теон спал неспокойным сном, ему снились собственные пытки и мучения. Но вдруг он почувствовал сквозь сон, что чья-то рука осторожно гладит его по волосам, чей-то ласковый голос запел что-то, тихо-тихо, и от этого Теону стало немного спокойнее. Сновидения прекратились, и наутро он уже не мог вспомнить, что ему снилось. А утром, проснувшись, увидел лишь неясную тень, скользнувшую за порог.
А чудак, никем не замеченный, прошёл в крепость. Изредка по дороге встречались служанки, и девушки краснели, глядя на симпатичного незнакомца с удивительной белой кожей, на фоне которой ярко алели губы. Так он, замеченный, но не остановленный, забрался на самую крышу, ёжась от пронизывающего ветра, но всё так же мечтательно улыбаясь. Немного помедлив, он начал петь. Ту же песню, что пел вчера, но эмоции вкладывал уже совсем другие. Постепенно во дворе начали собираться воины, слуги, продажные женщины, гончие, и все слушали необычную по меркам Дредфорта песню, и им она нравилась.
А потом началось восстание. Как-то незаметно и легко, причём сам Рейлине ничего не говорил и был удивлён такому повороту.
– Мой лорд, мятеж!- сообщил Русе начальник крепостной охраны.
– Подавить,- махнул рукой Болтон.
– Но, мой лорд, мятежники в замке! Наши солдаты примкнули к ним, собаки на их стороне, большая часть слуг тоже!
– И чего они хотят?
– Точно не знаю…- капитан стражи вдруг задумался,- Но чего бы они не хотели, у них явно есть предводитель. Интересно, где он?
– Понятно,- лорд Болтон тяжело вздохнул. Не раз на его памяти случались восстания, в том числе и против него, но впервые события приняли ТАКОЙ разворот. Опасно,- Мятеж подавить, участников казнить, предводителя – в темницу, потом допросить.
И тут в дверь постучали. Осторожно, тихо, но постучали. Открылась дверь, и в залу вошёл Рейлине. Молодой, симпатичный юноша с тёмно-серыми волосами и почти чёрными глазами, с клинком в руках. Вид у него был весьма задумчивый и немного смущённый, будто бы он стеснялся лорда Болтона. Да, скорее всего, так оно и было.
– Я так понимаю, предводитель уже здесь,- вздохнул капитан стражи, доставая меч,- Скажи, мятежник, ты вообще как всё это провернул? Вчера же ничего не предвещало беды!
– Конечно,- кивнул незнакомец,- Я прибыл в Дредфорт вчера ночью, переночевал на псарне, а мятеж начал час назад. Кстати, дом захвачен. Леди Болтон и ваш сын заперты в своих комнатах. Сейчас мои люди срывают знамёна Болтонов. Ну, что будем делать?
Русе вытаращил глаза на главаря мятежников. Обычный человек, лет шестнадцати, высокий и хорошо сложенный. Только выглядит немного с чардрева рухнувшим, а так – обычный человек. Такие восстания не организовывают.