Любовь как война

Володарская Ольга Геннадьевна

– Пошли пирожные есть, – предложил Амон.

– Эклеры? – облизнулся Саша. Он их обожал. В детстве, если мальчишки закатывали пир, то ели только пирожные. Кто какие, а Сашка эклеры.

– Да! Я тут кондитерскую видел неподалеку.

– Мне работать надо, – тяжко вздохнул Саша, покосившись на озеленителей.

– Да ты все равно уже на час опоздал.

– А ведь точно! Позвоню бригадиру, скажу, что заболел. Как думаешь, он меня не видел?

– Бригадир, это который?

– В рыжей жилетке. Который стоит руки в боки и ничего не делает.

– Он в нашу сторону

вроде не поворачивался.

– Тогда делаем ноги, пока не спалились.

И, прикрыв лицо рюкзаком, Саша понесся к выходу.

Глава 2

Лада стояла у зеркала в ванной и смотрела на свое отражение. Вид кошмарный! Под глазами мешки – наплакалась, губы обкусаны, кожа бледная, сероватого оттенка. Как говорила бабушка, краше в гроб кладут.

– Нет, ты не ослышался, Коля, – сказала Лада в телефон, который держала у уха. – Я сегодня на работу не выйду.

– Но вы же исполняющий обязанности генерального! – чуть ли не со священным трепетом проговорил помощник.

– Значит, что хочу, то и делаю.

– Лада! – возмущенно выкрикнул Коля.

– За меня технический сегодня пусть порулит. Он мужик башковитый и с опытом, справится.

– Да что случилось-то?

– Заболела я, – соврала Лада.

– Серьезное что-то?

– Было бы серьезное, взяла бы больничный.

– Сегодня пятница, в понедельник директор выходит, нельзя напортачить в последний день. Технический, конечно, башковитый мужик и с опытом, но тебя он не особенно жалует и может подставить.

Лада застонала. Он прав, конечно же, прав…

– Ладно, прикрой меня до обеда. Скажи, что поехала в министерство.

– Вот это другой разговор.

– Все, давай. Буду максимум в три.

И отключилась, пока Коля еще чего-нибудь не сказал.

…Вчера она пробыла в больнице недолго. Ей разрешили остаться только на десять минут. Это был просто подарок, потому что сначала и пускать не хотели. Пришлось «подмазать».

Ксюша, бледная, в шейном воротнике, лежала под капельницей. У нее так упало давление, что пришлось поднимать его сильными препаратами.

Лада бросилась к ней со слезами обниматься.

– Тише ты, медведица, – просипела та. – Помнешь меня, а я и так потрепана…

– Как ты?

– Нормально.

– А это зачем? – Лада указала на воротник.

– Шея немного повреждена, но сказали, пройдет без следа.

– Как все произошло? – И, спохватившись, Лада выпалила: – Хотя, если тебе тяжело вспоминать, то не надо…

– Да мне успокоительное дали. Я лучше сейчас, чем потом буду… – Она взяла с тумбочки воду, попила, втянув ее через трубочку. – Честно признаться, я испугаться не успела. Шла себе, телефон достала, чтобы родителям позвонить, и тут как схватит меня кто-то сзади… Прямо за шею. И давай душить. Вот сколько раз я по телевизору смотрела уроки самообороны, и муж мне приемы показывал, и вроде в теории я знаю, как защититься, но на практике… Увы…

Лада взяла ее холодные руки в свои и стала их греть.

– Когда воздух в легких стал заканчиваться, я поплыла. Сознание ускользало, но я понимала,

что меня опускают на землю лицом вниз. Потом чувствую, задирают юбку, стаскивают трусы. Делал он это одной рукой, второй продолжал держать шею. Когда я была в полуобмороке, достаточно было ее лишь сдавливать. – Ксюша говорила все тише. Лада дала ей еще воды. – Он навалился на меня. Я почувствовала его член ягодицами. Он был маленький и вялый… Мне стало так омерзительно! У меня же, кроме мужа, никого в жизни не было! Я девственницей ему досталась и не изменяла никогда. А тут какая-то мразь в меня своим обмылком пытается проникнуть… Как я умудрилась, не помню, но вырвалась. Пусть на секунду. И смогла закричать. Нет, скорее, подать звук.

– Да, кричать ты не могла.

– Благо меня услышали. Сначала собака залаяла, потом женщина стала на нее кричать. Что-то типа «Фу, глупая!».

– И маньяк убежал?

– Я не видела, провалилась в темноту. Он обе руки вернул на шею, когда я высвободилась, и так сжал, что хрустнуло что-то, – она завела руку за шею. – Потом ко мне подбежали, подняли… Дальше сирены, мигалки. Я все пыталась телефон найти, чтобы позвонить тебе, но он где-то валялся, не знаю…

– Почему я не пошла тебя провожать!

– Ой, только не надо, Лада.

– Что не надо?

– Себя винить. Я тоже хороша. Поперлась через тот закоулок. Сэкономила три минуты. Но кто ж знал, что в такое время…

– И почти в центре Москвы!

– Вот именно. – Ксюша закрыла лицо руками. – Знаешь, что особенно меня гнетет? Родители знают о случившемся. Полицейские спросили у меня телефон близких, я дала домашний… Не соображала ничего. Надо было твой дать, ты все же моложе, крепче, а им уже за шестьдесят, у папы гипертония… Они теперь места себе не находят, хоть я и сказала, что все в порядке…

Лада пересела на кровать подруги и обняла ее. Та судорожно выдохнула и продолжила:

– Они приехать рвались, но я сказала – не пустят. Наврала. Не хотела, чтобы видели меня такой потрепанной. Лучше завтра утром. Врач сказал, подержат здесь пару дней.

– А что полицейские сказали? Найдут его?

– Я мало им помогла в этом. Сказала то же, что и тебе.

– То есть вообще не за что зацепиться? Ты не видела нападавшего?

– Нет.

– Может, запах уловила какой?

– И полицейские об этом спрашивали. Но ничего такого. Ты же знаешь, у меня слабое обоняние. К тому же «аромат» корюшки преследовал. А еще твоих духов – они стойкие.

Тут в палату зашла медсестра. Молоденькая совсем, едва училище окончила, но суровая. Бровки сдвинуты, губки сжаты. Пожалуй, у пациентов преклонных лет она вызывает умиление. Сердитые дети забавны.

– Больной нужен отдых, – сказала медсестра строго. – Просьба покинуть палату.

– Да, ухожу, минуточку позвольте?

Та кивнула, но не ушла. Осталась в дверях.

– Завтра навещу тебя. Что принести? – спросила Лада у Ксюши.

– Нет, завтра приедут родители. С меня их хватит. И нанесут они, поверь, столько, что все отделение накормим. – Она чмокнула Ладу в щеку. – Позвоню! Ой, я же телефон потеряла.