Любовь как вредное пристрастие
Шрифт:
Нечестный прием!
Ярость ушла. Ее смела очередная обжигающая волна желания. В следующий момент я уже оказался на ногах, схватился за ремень на брюках, прошипел, пытаясь расстегнуть его. Руки так дрожали, что не было нужды разыгрывать пьяную неловкость.
— Я помогу? — предложила вдруг Нелли.
Я вскинул голову, точно услышал выстрел. Она сидела на коленях в постели, и теперь мог полностью оценить чудесную конструкцию, облепившую тело жены. Высший балл… Пять с плюсом. Нелли во всем этом — как изысканный сахарный деликатес. И даже лучше! С каким же удовольствием и аппетитом попробую кусочек
Пока глотал слюну, ловкие ручки ухватились за пояс и притянули меня ближе к постели. Голени уперлись в дерево. На секунду я поймал горевший возбуждением взгляд, а потом жена сосредоточилась на цели раздеть меня.
Плутовка замирала на каждом этапе, что многократно усиливало мои муки и нетерпение. Сначала тонкие, изящные и длинные пальцы без маникюра, с аккуратными ноготками, медленно расстегнули ремень, потом замерли на пуговице, затем приклеились к замку молнии. К тому моменту как Нелли ухватилась за пояс брюк, большими пальцами проникнув под резинку боксеров, и застыла в таком положении, подняв на меня исполненный любопытством взгляд, я был болезненно тверд.
Она спустила одежду вниз и даже не взглянула на то, в каком восторге я ее встречаю. Ее глаза не отрывались от моих, будто искали что-то в моем взгляде, задавали какой-то неясный вопрос…
Утром, любимая… Мы утром обязательно поговорим. А сейчас… никаких разговоров.
И я налетел на свой лакомый кусочек в прозрачной маечке и крошечных кружевных трусиках такого же цвета, с пылом приступил к дегустации. Ох, как же долго голодал. Неделю ждал этого момента!
Эти податливые, пухлые губы, возбуждающее, умопомрачительное тело, ставшее еще более желанным в обертке из тонкого прозрачного материала, запах духов, вкус кожи, тяжелый шелк волос. Я хочу ее и только ее. Больше никого в мире нет для меня. И каким дебилом надо быть, чтобы принуждать себя хотеть кого-то другого!
Когда оторвался от своего оазиса удовольствия, результаты моего марш-броска были более чем потрясающими: растрепанные волосы, распухшие яркие губы и маечка, спущенная до талии, обнажающая самые восхитительные груди на свете. Темные ореолы сосков звали меня, и я не мог не подчиниться.
Она и не сопротивлялась. Чувствовал, как ноготочки впились мне в плечи, мучительно наслаждался тихими стонами, которые издавала жена.
— Скажи, что моя, — потребовал шепотом, целуя ее в шею, продолжая игру с затвердевшими вершинками, которая так нравилась нам обоим.
Вновь простонав, Нелли обхватила мое лицо, заставив прервать поцелуи, жадно соединила наши губы. И пусть, сейчас не до разговоров. Но не был намерен отступать и сдаваться. Нежно прикусил мочку, обхватил грудь, зашептал требовательно:
— Скажи.
— Егор… — Выдохнула, снова закрыла мой рот поцелуем.
Да, такая капитуляция всем хороша. И прежде чем приступить к главному действу, мое священное право оставить ей напоминание об этих мгновениях. Чтобы завтра утром не посмела отрицать все, что случилось и случится между нами ночью.
Мы уже откровенно ласкали друг друга, были буквально на грани, а я, полностью порабощенный болезненным желанием, нашел то самое сладкое местечко в изгибе ее шеи, у родинки, крепко зажал губами кусочек кожи.
Вот так хорошо. У нее ни малейшего шанса откреститься
Почти сразу Нелли раскусила мои намерения, зашипела, рассерженная:
— Даже не смей помечать меня, — и отпихнула.
Удовлетворенный (след все равно останется), я лег на спину, рассмеялся.
— Мерзавец, — выпалила Элеонора и оседлала мои бедра. Прекрасная, полуобнаженная богиня гнева со сверкающими глазами.
— Будешь мстить?
И не думал давить улыбку самодовольства. Лаская бедра, ягодицы, начал спускать с моей амазонки трусики. Ох, Вишенка, я очень виноват. А еще мне нужно, чтобы ты побыстрее объездила и укротила меня. Полностью и очень твердо готов к наказанию.
— Обязательно! — Угрожающе сузила глаза.
Я впечатлен, любимая.
Нелли избавилась от майки и кружевного треугольничка трусиков, переместилась ко мне на колени, внимательно посмотрела на моего стойкого оловянного солдатика, и я прекратил довольно улыбаться. Неужели..? Это будет жестокая и сладкая пытка. Которую в равной степени хочу и боюсь.
— Нелли, — потянулся к ней, привстав, но она жестко толкнула меня назад, на матрас.
Несколько поцелуев в живот, от которых меня словно током прошило, мягкий, но решительный обхват — и горячие губы сомкнулись на головке моего члена. Я пропал…
Боже! Как же хорошо она знала меня. Знала, когда и где требуется пройтись зубками, с какой силой нужно сжать, в какой момент отпустить, как и где поглаживать… Это был гребанный рай и ад. И все — для меня. Она — для меня…
До нажатия кнопки «Пуск» осталось всего несколько мгновений, и напряжение в паху стало просто нестерпимым. Я зажмурил глаза, ожидая неизбежного, громко требуя наката экстаза. Но вдруг пытка прекратилась, и язычок сменился на…
Я распахнул глаза, не веря. Лицо Вишенки нависло над моим, теплые темные глаза смотрели в мои, пока она неторопливо, явно наслаждаясь каждым движением, впускала меня в себя.
Ладони легли на узкую талию, помогая жене, направляя, контролируя. Глаза в глаза. Дыхание в унисон. Чертово совершенство. Гармония и взрыв вселенной. Как же это все-таки невероятно — быть в ней, владеть, забирать и отдавать…
Первые чуть неловкие, подстраивающиеся движения, а после предел мечтаний — никогда не останавливаться. Никогда.
— Ты моя.
Шепнул, поймал ее губы, заклеймил глубоким поцелуем, и оторопел, когда она с негодованием вырвалась, зашипев:
— Если твой член сейчас во мне, Доронин, то это ничего не значит.
Что?
Задохнувшись от ярости, я с такой силой вцепился в ее ягодицы, что она вскрикнула от боли и сделала попытку слезть с меня.
Ничего не значит для нее, а для меня значит все!
Вцепившись в хрупкие плечи, я грубо повалил жену на постель, приподнял бедро и единственным мощным толчком снова полностью оказался в ней. Нелли заглушила вскрик, укусив меня за плечо, дернула за волосы, ногти болезненно провели по спине, но мой стоп-кран уже сорвало. В мозгу плясали и жгли костры черти, за горло схватили отчаяние и страх, а тело всецело заполонило желание овладеть Нелли с таким напором и жесткостью, чтобы запомнила раз и навсегда: она моя — и точка. Я докажу, заставлю признать. Вобью это в нее так же, как моя плоть сейчас вбивается в нее.