Любовь красного цвета
Шрифт:
Вскоре француз покинул бар. Джини последовала за ним, кипя от негодования и намереваясь потребовать от него объяснений. Объяснения переросли в перепалку, которая едва не завершилась дракой. Это было в июле 1982 года. В Бейруте тогда было жарко: кипели страсти, лилась кровь. Паскаль Ламартин вне себя от ярости схватил девушку за руку и потащил на улицу – в самое пекло.
– Полюбуйся, вот оно – то, что твой отец называет маленькой заштатной войной! – прошипел он с лицом, перекошенным от злобы. – В гостиничном баре такого не увидишь. Такое можно увидеть только здесь, на улице.
В тот день в Бейруте разнесло в куски очередную машину, начиненную
Поначалу Джини не могла двинуться с места. Потом попыталась помочь. Из груды обломков извлекли раненого мужчину. Его пытались положить на искореженный лист металла, которому отводилась роль носилок. Она суетилась вместе со всеми. Однако какая-то арабка плюнула ей в лицо, и только тогда Джини, отшатнувшись, заметила на себе кровь. Ее руки, лицо, одежда – все было в чужой крови. И тут среди этой толчеи и криков откуда-то появился Ламартин. Его необыкновенное лицо выражало потрясение, раскаяние, тревогу. Она почувствовала, как его руки обнимают ее. В следующее мгновение он уже уносил ее подальше от этого страшного места – вдоль по длинной улице. Они остановились в узком душном переулке недалеко от порта. Здесь, в крохотной забегаловке, у него была комната над баром. Затащив Джини внутрь, Паскаль заговорил быстро и возбужденно, но вскоре замолк.
Она вглядывалась в его лицо, в умные серые глаза. Их взгляд стал спокойным, потом странно пристальным. Она знала, что произойдет в следующий момент. Знал это и он. Не прошло и четверти часа, как Джини, ополоумев от страха, бежала с места взрыва, и вот она уже в его комнате, в его объятиях… Впервые в жизни занимается любовью с мужчиной, которого только что встретила, с которым не успела даже толком поговорить. Но откуда же тогда у нее ощущение, будто она знает его всю жизнь?..
Можно ли рассказать об этом Фрике? Но поможет ли? И как это будет звучать? «Поверь, Фрике, я тоже знаю, что такое без памяти влюбиться впервые в жизни. Я знаю, что такое отбросить страхи в сторону и одним жестом поставить на карту все. Самое интересное, что этот риск может оправдаться – не сразу, много лет спустя. Да-да, Фрике, так было со мной. Я по-прежнему люблю этого человека, мы встретились вновь, теперь мы вместе. Инстинкты пятнадцатилетней девочки не всегда верны. Но меня они не подвели…»
Она подалась вперед. Первое предложение уже готово было сорваться с ее губ, однако, одумавшись, Джини снова выпрямилась. Нет. Прежде всего Фрике не поверит ей. Во-вторых, то, что она собирается сказать, безответственно. Инстинкты юной девушки иногда несут в себе смертельную опасность. Как в случае с Аннекой.
Молчание тянулось уже минут пять. Фрике, с унылым видом вертя в пальцах сигарету, устремила отсутствующий взор куда-то вдаль. Для Джини было очевидно, что мысли Фрике текли в совершенно ином направлении. Будто очнувшись, Фрике отбросила прямые волосы назад и взглянула на собеседницу.
– То, что ты сказала сегодня моей матери… – Девочка на мгновение замялась. – Это правда? Это правда, что именно Стар посадил Аннеку на иглу?
– Да, правда. Я беседовала с одним человеком в Англии – мужчиной, который довольно часто встречался со Старом. Он
– Но ты не говорила этого моей матери.
– Верно, – вздохнула Джини. – И ты, наверное, сама догадываешься, почему.
– Догадываюсь…
Джини отвела глаза в сторону. Она словно наяву слышала голос Митчелла. Если верить ему, Стар брал за Аннеку по двадцать фунтов за один раз. Это было, когда Митчелл впервые с ней познакомился. Через несколько месяцев, когда он увидел девушку в следующий раз, цена упала вдвое. А значит, для того, чтобы наскрести денег на очередную порцию, ей приходилось принимать вдвое больше мужчин. Стар утверждал, что таким образом преподает Аннеке закон спроса и предложения. Экономика, выпускной курс.
– Нет, ты прикинь, – говорил Митчелл в приливе праведного гнева, – в первый раз она удовлетворила меня на все сто. А во второй – хрен с маслом! Грязная, вонючая, вшивая… Наркоманка, ясно тебе? И глаза мертвые, какие только у наркоты бывают. Потому что на уме у этих свихнувшихся только одно – как бы ширнуться. Зомби, да и только. А Стару нравилось – прямо-таки угорал от этого. Нашел себе развлечение…
Этого говорить было нельзя, ни в коем случае, даже намеками. Джини снова повернулась лицом к Фрике, и они посмотрели друг на друга. Должно быть, по ее лицу девочка догадалась о чем-то – хотя Джини и не была до конца уверена в этом, – но как бы то ни было, молчание оказалось средством более действенным, чем увещевания. Фрике внезапно заговорила.
– Она познакомилась с ним во Франции, – выдавила из себя сестра Аннеки, – во время той самой школьной поездки, о которой говорила мать. Это было в феврале прошлого года, месяца за два до того, как она с ним сбежала. Они встретились в Париже, сама не знаю, где именно. Может, в каком-нибудь выставочном зале или в музее, в кафетерии. Парень оказался шустрым – быстренько все обстряпал, потому что во время этих школьных экскурсий не очень-то разгуляешься: постоянные переклички, как в концлагере, учителя повсюду шпионят. На то, чтобы познакомиться, у него всего-то и было минут пятнадцать-двадцать – до следующей проверки. Но ему и этого хватило. Он дал ей свой адрес. Аннека ему потом писала. Она сама мне призналась: познакомилась, мол, с крутым парнем и теперь пишет ему, а он ей отвечает.
– Она адресовала свои письма во Францию?
– Не знаю. Аннека говорила, что он все время переезжает с места на место. Она и сама стала таиться ото всех, с тех пор как с ним познакомилась. Почти совсем перестала откровенничать, в основном намеками изъяснялась… Но Аннека даже слова не обронила насчет того, что они с ним что-то там замышляют, что она собирается с ним сбежать или еще что-нибудь. Если бы я знала, то, конечно уж, сделала бы что-нибудь. Не такая я дура. Может быть, даже отца предупредила бы…
Она снова замялась, нерешительно глядя на Джини. А затем, окончательно решившись, полезла в свой школьный рюкзак и достала оттуда пачку разнокалиберных листков, скрепленных одним зажимом.
– Вот, – пихнула Фрике импровизированную тетрадку через стол. – Записная книжка Аннеки. – Это из-за нее она мне позвонила в первый раз. Она была перепугана до смерти – из-за книжки этой.
Джини смотрела на девочку, лицо которой стало красным, как помидор. Она осторожно коснулась потрепанных страниц, испещренных именами, телефонными номерами и адресами.