Любовь крестоносца

фон Лоренц Александра

— Обожди. Я позову Лотаря, сразу и домой поедем, — он свистнул, и верный конь подбежал к хозяину. Оказывается, он пасся невдалеке. К седлу было приторочены и оружие, и теплый плащ крестоносца, с которого предусмотрительной Радмилой был спорот черный крест. Так вместе они и направились в таинственный лес.

Радмила стала объяснить Ульриху, почему так важно найти этот дивный цвет.

— Купальская ночь самая короткая в году, этой ночью никто не должен спать. В эту ночь деревья переходят с места на место и разговаривают друг с другом. Их разговор — это шелест листьев, шелест ветвей. Беседуют между собой животные …а травы этой ночью наполняются чудодейственной силой. Ночные травы цветут Огнем. Иной цвет пылает

неподвижным, сильным пламенем, иной имеет вид молнии, призрачного огня. Такова черная папороть, царе-царь, трава-лев, - говорил дедушка Земибор, тот, что тебя от смерти сберег, — росточком невелика, а видом как лев кажется. В день ее и не приметишь, сияет она по ночам. На ней два цвета, один желтый, а другой красный, ночью как свеча горит. Около нее поблизости травы нет, а которая и есть, и та преклоняется перед ней. Она раскрывается сильным огненно-красным цветом только на несколько мгновений, в Купальскую Ночь. Тому, кто найдет его, волшебный цветок дает возможность узнать его будущее. Но надо, чтобы сам Купала захотел ее указать тебе, иначе ни за что не покажется. Но нельзя никому рассказывать, что тебе цветок поведает. Иначе большое горе будет.

Все дальше и дальше углублялась молодая пара в темные заросли. Верный Лотарь брел рядом и, настороженно фыркая, нервно прядал ушами. Радмила и сама была не рада, что попросила парня поискать цветок папоротника. И уже придумывала, как бы отказаться от этой затеи. Вдруг Ульрих дернул ее за рукав.

— Тихо. Остановись! Ты внимательнее посмотри! — и показал на маленький огонек, который передвигался в густой траве, — это же маленькая фея!

— Что ты! Это же обычный светлячок, — облегченно рассмеялась испуганная девушка.

Молодой мужчина опустился на колени и осторожно прикоснулся к живому огоньку. Это действительно была прекрасная маленькая фея, в чудесном переливающемся платьице с прелестными крылышками. Она удобно уселась на краю мужской ладони, и в голове у Ульриха раздался тоненький голосок.

— Идем за мной, Ульрих фон Эйнштайн! Моя госпожа Майя поручила мне указать дорогу к цветку! Оставь здесь девушку. Ей не откроется папороть-цветок. Но поспеши! А то пропустишь цветение! — фея соскочила с ладони и полетела вперед, указывая дорогу своим светящимся крошечным тельцем.

— Милая, подожди меня тут. Так велит фея. Побудьте с Лотарем на этой поляне, — и он устремился за светлячком.

Фея так быстро летела, что мужчина едва успевал за маленькой проводницей. Наконец она остановилась на большой поляне. Посредине поляны светился небольшой красный огонек. Ульрих подошел поближе. Да, это было невысокое растение со светящимся холодным красным светом цветком. Именно таким, как рассказывала Радмила.

Фея описывала круги, махая нежными крышками.

— Час настал! — раздался голос. Он явственно прозвучал у молодого мужчины в ушах, но он не увидел никого, кто бы произнес эти слова.

— Час настал, час настал, настал! — звенело и переливалось отовсюду. Шептали травинки, шелестели листья, пели невидимые колокольчики. Возле маленькой феи закружились сонмы таких же, как и она, восхитительных крошечных созданий.

И вдруг яркий свет озарил всю поляну. Зачарованный Ульрих перевел взгляд на красный огонек. О чудо! Он весь, горел, переливался ярким алым пламенем.

— Расцвел! — мелькнуло в голове.

На темном, безлунном небе появилась маленькая звездочка, она росла, увеличивалась, превратившись в яркий луч. Он ударил прямо в середину папороть-цветка, превратившись в большой, светящийся бледным светом столб. Он раздвинулся и из него заструился мерцающий туман. И вдруг туман сконцентрировался, и оказалось, что на поляне стоит невероятной красоты женщина в роскошном красном сарафане. Великолепный головной убор богини, ее одеяние, казалось, были изготовлены из пылающих красных

рубинов; прозрачные руки держали пылающий алый скипетр.

— Богиня Майя! — он моментально узнал свой сон.

— Да, это я, Ульрих фон Эйнштайн! Боги разрешили тебе узнать свою судьбу. Но ты сам будешь принимать решения, как тебе действовать, чтобы предсказания сбылись. Боги не будут делать того, что ты должен сделать сам. Твоя воля и упорство решат все. Но помни — нельзя ничего рассказывать о том, что поведает цветок! Иначе все изменится для тебя.

Да, волшебный цветок заговорил! Его ответы на вопросы рыцаря звучали в голове молодого мужчины так явственно, как будто кто-то стоял рядом и разговаривал с Ульрихом. Лишь несколько минут цвел прекрасный цветок, потом все погасло, чудесное видение растворилось, лишь рой светлячков кружился на поляне возле небольшого кустика. Богиня исчезла так внезапно, что стало казаться, а была она на поляне вообще? Вышла луна и осветила место, где стоял Ульрих неяркими, сумеречными лучами. Он вздохнул и пошел назад. Но радость от чудесных предсказаний переполняла его.

Радмила терпеливо ожидала Ульриха, сидя на белом рыцарском плаще, пока он узнавал у царя цветов свою судьбу. Полянка, на которой они расположились, была невелика; могучие ели, вперемежку с белоствольными березками и стройными соснам, почти смыкались над ней, оставляя небольшой кусочек неба, на котором виднелась яркая луна, заливающая бледным призрачным светом все небольшое пространство. Где-то поодаль смачно похрустывал травой конь крестоносца. Наконец под тяжелыми ногами Ульриха захрустели сучья, и тевтонец, отодвинув колючие еловые лапы, вышел на поляну.

— Ну, что? — взволновано спросила девушка.

— Нельзя ничего рассказывать, ты же сама знаешь! — сказал молодой мужчина. Но его счастливое лицо говорило само за себя.

— Да, да, конечно, я знаю. Ну, если все, тогда поедем домой. Вон и конь заждался, — торопливо сказала девушка, отводя глаза от его лица.
– Становится холодно!

Ссора

Голуба и Лотарь быстро нашли общий язык. Только вот ставили их в разные загоны, «чтоб не баловали», и лошади тревожно втягивали воздух ноздрями, ловя запах друг друга. Голуба иногда тихонько ржала таким нежным голосом, что у Радмилы даже сердце сжималось. Жеребец отвечал своей подруге гулкими ударами мощных копыт в заднюю стенку конюшни и дерзким храпом.

— Кось, кось, — успокаивала лошадей Радмила, зайдя на конюшню с большой охапкой душистого клевера.

Даже любимое лакомство не могло отвлечь влюбленную пару от острого желания быть вместе.

— Я тебе! — пожурила жеребца Радмила и вздрогнула: ей показалось, что сзади что-то скрипнуло.

Но, оглянувшись, девушка никого не обнаружила и, проверив на всякий случай запоры, пошла в дом.

— Ой! — вскрикнула она, только успев отворить тяжелую дверь.

За дубовым столом, широко расставив ноги, сидел черноволосый боярин Юрий Путятин. Незваный гость вцепился в Радмилу жадным неотрывным взглядом, громадные кулаки свои он залихватски упер в колени и поигрывал носком красного сафьянового сапога.

— Ну, чего остолбенела, девка? — ухмыльнулся нахальный ухажер, — принимай гостя!

Радмила быстро взяла себя в руки и прошла мимо парня с независимым видом, сложив для смелости на груди руки. Только пятнами пробившийся на щеках румянец, да прерывистое дыхание выдавали ее глубокое смятение.

— Чего пожаловали, Юрий Всеволодович? — наконец сказала хозяйка дома, — прилично ль так запросто к девице в избу вваливаться? Что теперь люди скажут?

— Конечно, страшно людской молвы! — Юрий тяжело оперся на край стола, и посмотрел исподлобья на разрумянившуюся от волнения девушку, — но немец этот живет у тебя, и ты не боишься людского слова.