Любовь лингвиста
Шрифт:
Теперь она с полным правом просиживала у нас вечер за вечером, с изнуряющим занудством повествуя об административно-дамских конфликтах и разыгрывая кульминационные сцены в лицах. Как я ненавижу этот эпически-драматический стиль: «прихожу я», «а она мне говорит», «ни за что, – сказала я» и прочее тому подобное! Сам я всегда сообщаю суть события в одной фразе, а потом уже отвечаю на детальные вопросы – если таковые у собеседника возникают. Но то был я один – Тильда же, оторванная от департамента, пристально следила за всем, что там происходит, и слушала всю эту драматургию самым пристальным образом. Часто при этом она кормила грудью Феню, тоже глядевшую на Иру с полным доверием и готовую ей улыбаться во весь свой огромный ротик. Мне в такой открытости виделось ненужное нарушение нашей интимности, иногда я невесело каламбурил: мол, недурно бы провести вечер «сине Ира» {52} , но Тильда спокойно увещевала, усовещивала меня тем доводом, что без нас девушка может повторить уже имевшую место попытку суицида, что хорошо бы ей выйти замуж и уйти из родительского дома, а пока…
52
«сине
Самоубийством вскоре покончил, однако, совсем другой человек – доцент-философ, не то удмуртский, не то мордовский, замордованный за свои крамольные идеи (национальная этика и этнопедагогика) местными властями и коллегами. Тильда несколько лет защищала его от гонений, а потом попросила Иру держать дело на контроле. Та, естественно, пропустила все это если не мимо ушей, то мимо души, в которой трудно было отыскать место для бедного и далекого нацмена.
Тильда отреагировала в высшей степени адекватно: она не вступала с Ирой ни в какие объяснения, не выразила ей никаких претензий, она просто закрыла для нее свою душу. Осужденной была предоставлена возможность самой прекратить общение, теперь уже бездушное. Возникла затяжная неловкость – Ира тянула резину до тех пор, пока все разом не порвалось.
Собрался я тогда к Сергею Михайловичу Бонди {53} – ну да, пушкинисту, – расспросить его о музыкальном чтении – это такая штуковина, которую М. Ф. Гнесин {54} изобрел, с повышением и понижением тона, но без перехода на мелодекламацию. Ире вздумалось и тут присоседиться: она якобы изучала Мейерхольда времен студии на Бородинской, а Бонди с братом к этим делам были причастны, и так далее. Стараюсь никого ни к кому никогда не приводить без спроса и поэтому позвонил еще раз. Бонди не возражал и даже более того: «О, Мэйерхольд!..» (именно так он всегда произносил). Я давно замечал, что он любит, когда с ним говорят не о солнце русской поэзии, а о чем-то ином: при всей привязанности к основной специальности живой и уважающий себя человек не хочет быть пожизненным рабом или постоянным поверенным в делах кого бы то ни было – пусть и Пушкина.
53
…к Сергею Михайловичу Бонди… – Бонди Сергей Михайлович (1891–1983) – знаменитый ученый-пушкинист. В молодые годы был знаком с А. А. Блоком и В. Э. Мейерхольдом. Эпизод, в котором он рассказывает вымышленным персонажам о том времени, носит абсолютно подлинный характер, как и процитированные здесь куплеты к сорокалетию Мейерхольда.
54
Гнесин Михаил Фабианович (1883–1957) – композитор и педагог, преподавал в студии В. Э. Мейерхольда.
Под талым снегом хрустел песок {55} , когда мы шли по Комсомольскому проспекту в сторону одной из Фрунзенских улиц. Вспомнив, что сегодня пятое марта, я зачем-то стал рассказывать, как в пятьдесят третьем году носил в этот день черно-красную ленточку на лацкане своего пальтишка, как из-за траура передвинули празднование дня моего рождения, а пятнадцатого числа разные гости подарили мне на пятилетие две абсолютно одинаковые коробки детского домино. Ира, в свою очередь, припомнила, что у нее тогда была большая любовь с черным плюшевым медведем, который при нажатии на пузо издавал смешное урчание, а потом, во время переезда на Кутузовский, как-то трагически потерялся. Тут инфантильный голосок ее завибрировал, раскололся, и она разразилась крупными черными слезами.
55
Под талым снегом хрустел песок… – строка из стихотворения А. А. Блока «Дух пряный марта был в лунном круге…» (1910).
Какая старая боль пронзила в тот миг ее исколотую душу – не знаю. Единственное, чем я мог помочь, – это достать из кармана пиджака чистую бумажную салфетку (всегда ношу с собой в расчете на самый широкий спектр употреблений), и Ира быстро устранила черноту с лица, не испачкав кружевного платочка, которым она промокнула последние, уже чистые слезки. Все позади!
Мое фонетическое любопытство по поводу «музыкального чтения» было удовлетворено за несколько минут, а вот сюжет о гении и злодействе Доктора Дапертутто {56} обернулся классным моноспектаклем. Может быть, Сергей Михайлович разыгрывал его не единственный раз, но слушательница, ведавшая, кто такие «дзанни» {57} и кто такой Соловьев Владимир Николаевич {58} , явно вдохновила рассказчика, совершенно возвратившегося в свои… речь о 1914-м, – значит, в свои двадцать три года.
56
Доктор Дапертутто – псевдоним В. Э. Мейерхольда.
57
«дзанни» (вариант: цанни, по-итальянски zanni, уменьшительное от имени Giovanni) – один из основных персонажей итальянской комедии дель арте.
58
Соловьев Владимир Николаевич (1887–1941) – режиссер, театровед, педагог, соратник Мейерхольда.
– Когда отмечалось сорокалетие Мэйерхольда, мы сочинили для него куплеты. – Тут Сергей Михайлович подскочил к заваленному книгами и альбомами фортепьяно. – Вы меня извините, я по образованию не пианист, я по образованию… (с точностью до десятых долей секунды выверенная пауза) … скрипач. Но попробую вам это показать.
И запел, ударяя по клавишам:
МногиМы оба обалдели, а я про себя еще подумал, что разговорный язык с тех пор изменился гораздо в меньшей степени, чем книжно-литературный: очень уж современно звучит это «без польт». Хотя естественность всегда нова и свежа – стареют только натуга и надумь.
– А потом он вдруг всех нас отдалил, всех четверых Бонди: меня, Юрия, Алексея и нашу сестру Наташу. Журнал «Любовь к трем апельсинам» {59} поручил вместо Юрия оформлять Головину. Ну, мы тогда собрали все наши к нему претензии, решив, что от общего имени выступлю я. Мэйерхольд слушал мою неотразимо убедительную речь, прислонившись спиной к колонне. (Тут Сергей Михайлович встал и, хотя в комнате колонны не было, очень пластично показал Мейерхольда вместе с монументальной опорой.) А потом огорошил нас всех, сказав примерно следующее: «Те, с кем я имею дело, должны принимать меня таким, каков я есть. Вон Верлен – тот вообще был… знаете кто». И ушел. Уже много лет спустя я понял, что он никого не приближает надолго. Все драматурги, с которыми он потом работал, бывали оскорблены полной потерей интереса к ним по завершении постановки.
59
Журнал «Любовь к трем апельсинам»… – журнал В. Э. Мейерхольда, выходивший в 1914–1916 годах и получивший название по театральной сказке Карло Гоцци. Обложки первых номеров выполнял Ю. М. Бонди (брат С. М. Бонди), а последующих – А. Я. Головин.
Мы с Ирой прямо-таки сжались и приблизились друг к другу, словно тоже оказались жертвами режиссерского вероломства. А разговор тем временем перешел на Блока: «Он пригласил меня и Юрия на чтение «Розы и Креста», а потом подошел к нам и спросил: «Ну, молодые люди, поняли, в чем смысл пьесы?» Мы оторопели, а он сам ответил: «В том, что мальчик красивый лучше туманных и страшных снов» {60} . Мы были ошарашены: нам-то казалось, что эти слова прямо противоположны замыслу автора».
60
«…мальчик красивый лучше туманных и страшных снов…» – ср. в пьесе «Роза и Крест» монолог Бертрана:
Счастлива будь, Изора!Мальчик красивыйЛучше туманных и страшных снов!Пусть найдетПокой и усладуБурное сердце твое!Этот эпизод, кажется, мне был уже знаком по предыдущим беседам, но предъявленный нам подлинник записки Блока с приглашением на читку, конечно, впечатлил.
А когда Ира отлучилась в коридор, Бонди наклонил ко мне свой острый галльский профиль (предки его, если не ошибаюсь, имели ударение на втором слоге фамилии) и сокрушенно поведал вполголоса:
– Да, а Любовь Дмитревна {61} … Ну, в общем, как говорится, на Богородице не женятся. Любовь Дмитревна незадолго до своей смерти говорила Веригиной, а Веригина {62} потом мне сказала, что у Любовь Дмитревны с Блоком ну… половое сношение… всего один раз только было.
61
Любовь Дмитревна… – Л. Д. Блок изложила собственную версию своих отношений с мужем в воспоминаниях «И были и небылицы о Блоке и о себе».
62
Веригина Валентина Павловна (1882–1974) – актриса, участница студии Мейерхольда, близкая подруга А. А. Блока и Л. Д. Блок, автор книги «Воспоминания» (1974).
К тому времени я читал и Веригину, и кое-что другое из доступных тогда текстов о личной жизни Блока, имел представление о проблемах и сложностях, но, конечно, не с такой медицинской точностью. Знание столь интимной тайны, полученное не далее чем из третьих рук (если первыми считать руки Любови Дмитриевны, а вторыми – руки Валентины Петровны Веригиной), наполнило меня гордостью, я бы сказал, гордостью культурологической, но тогда этот термин еще не был в ходу.
Выйдя на улицу, Ира поскользнулась и заплясала на ледяном островке, я успел поддержать ее, а потом уже было неловко сразу убрать руку. Так, сцепившись, мы шли по крайней мере до метро «Парк культуры». Тебе, наверное, это все смешно, но в наше досексреволюционное время такого рода скрещенья рук {63} значили не меньше, чем скрещенья ног, и во всяком случае им предшествовали. Я проговорился, что у Тильдиных родителей дома есть книга Константина Миклашевского «Театр итальянских комедиантов» 1914 года издания. Ира возжелала Миклашевского немедленно, а у меня на беду имелся с собой ключ от кутузовской квартиры. Старики тогда на полгода отъехали за рубеж, теперь бы такую жилплощадь да на такой срок непременно сдали бы иностранцам или бандитам, но в те времена подобные вещи были не приняты – туда регулярно наведывалась только пожилая домработница.
63
Скрещенья рук ~ скрещенья ног. – Обыгрываются строки из стихотворения Б. Л. Пастернака «Зимняя ночь» (1946):
На озаренный потолокЛожились тени,Скрещенья рук, скрещенья ног,Судьбы скрещенья.