Любовь-морковь и третий лишний
Шрифт:
Но мне отчего-то стало не по себе, с лица Густова сползла фальшивая значимость, в глазах появилось абсолютное честное удивление, потом испуг. В ту же секунду Семен Петрович покачнулся и тяжелым кулем свалился со стула.
Глава 12
В зале поднялась суматоха, Батурин бросился к потерявшему сознание меценату, большинство женщин закричали, впрочем, мужчины тоже начали издавать разнообразные звуки. Клацая железным ящиком, пронеслись врачи, потом послышался протяжный вопль, и еще одно тело
– Господа, церемония прощания завершена, остальные речи на кладбище, у центрального входа автобусы, прошу всех спешно занять в них места. Ваня, Сережа, Коля, Дима, уносите гроб.
Похороны напоминали фарс. Четверо крепких парней, одетых в синие комбинезоны, уволокли домовину с Бурской, толпа провожающих, громко голося, ринулась в противоположные двери. Впрочем, убежали не все, человек тридцать столпились вокруг Семена Петровича, глядя, как орудуют врачи. Ненадолго в большом помещении повисла тишина, такая густая и плотная, что, казалось, ее можно резать ножом.
– Ну что с ним? – ракетой взвился к потолку голос Батурина.
– Ничего сделать нельзя, – прозвучало в ответ, – все, он умер.
Люди шарахнулись в сторону.
– Не может быть! – истерически взвизнула какая-то женщина. – Немедленно лечите Семена.
– У нас простая «Скорая», – растерянно начал оправдываться врач, – не кардиология, не реанимация.
– Так вызовите лучших специалистов! – заорал Батурин.
– А толку? – глухо ответил врач. – Он сразу умер, похоже, это инсульт, все лицо перекосило, а может, инфаркт, не могу так сказать.
– Вдруг он жив? – с надеждой воскликнул кто-то. – Искусственное дыхание делайте или такие утюги к груди прикладывайте!
– У меня дефибриллятора нет, да и не нужен он тут, – мрачно пояснил врач.
Над залом вдруг вспыхнула вспышка.
– Не снимать, – затопал ногами Юлий, – охрана, гоните папарацци вон, камеру разбейте, живо, живо… Ты, врач, работай, пока нормальные спецы подъедут.
– Они не боги, – рявкнул эскулап, – все, помер он.
– Господи, – застонал Батурин, – за что мне это?
За что, а? За что?
Толпа зашевелилась, из ее глубины послышались всхлипывания и рыдания.
– Да уж, – прошелестело за спиной, – бог не фраер, все видит и наказывает! Жаль только, Валька раньше померла, ей бы пожить, помучиться, увидеть, как денежки закончились.
Я обернулась и увидела женщину лет пятидесяти, самого затрапезного вида. На актрис, не преминувших даже на похороны нацепить меха и драгоценности, она была похожа мало, впрочем, на сотрудников театра тоже, скорей уж на бомжиху, принарядившуюся на праздник. На говорившей красовался жакет с потертым воротником из кролика, длинная бесформенная юбка, из-под которой высовывались некогда белые сапоги, на голове нечто типа берета. Из-под него выбивались сальные пряди, а опухшие глаза и одутловатое лицо без слов рассказывали –
– Как вам не стыдно радоваться чужому горю! – вырвалось у меня.
Алкоголичка прищурилась:
– Да? Кому беда, а кому счастье.
– Вы о чем?
Бабенка хмыкнула:
– О жизни. Валька померла, Семен только что на тот свет отъехал, деньги его куда отправятся?
– Родственникам.
– Я одна.
– Вы?
– Чего так удивляешься? Ты сама-то кто? – прищурилась пьянчужка. – На ломаку не похожа… Фанатка Валькина?
Я не успела раскрыть рот, как тетка вдруг заулыбалась:
– А-а-а, понятно, ты журналистка! Поодаль стоишь и матерьяльчик собираешь. Добрый день, коллега.
– Коллега? Вы пишете?
– Думаешь, только ты в газете работать можешь? – засмеялась опухшая рожа. – ан нет, много нас. Между прочим, я журфак МГУ закончила, потом в лучших изданиях работала, да ушла по здоровью.
Валька про мою болезнь знала, но помочь не хотела, у нее знаешь какое отношение к жизни было?
– Нет, – растерянно ответила я.
– Бей своих, чтоб чужие боялись, – ухмыльнулась маргиналка, – тут про нее былины слагали: этому дала, этому дала, этому дала. Ну сорока!
Я потрясла головой:
– Сорока? Вы о чем?
Бабенка противно оскалилась:
– Неужели песенку не слышали детскую про сороку-воровку? Она кашку варила, деток кормила…
Всем понадовала, а одному ничего не досталось. При этом, прошу отметить, сорока-то воровкой слыла, натырит всего, заявится домой, и кашку варить, но тем не менее решила деточку воспитывать, плохой она ей казалась!
– Извините, пожалуйста, – я попыталась избавиться от странной собеседницы, – мне пора, а то автобусы уедут, как потом до кладбища добираться?
Но алкоголичка крепко вцепилась в мое плечо.
– Диктофончик-то спрячь, – ехидно заявила она, – не ровен час заметит кто и отметелит, как того, с фотоаппаратом, тоже из наших парнишка! Залез в ложу, думал, его не видно, а про вспышку не вспомнил, ну да все мужики идиоты, мы умнее намного.
– Где диктофон? – еще больше удивилась я.
Бабенка ткнула пальцем вниз.
– Да в сумке!
Мой взгляд метнулся к висевшему на запястье ридикюльчику. Конечно, как всегда, я забыла закрыть его и прямо на виду лежит телефон. На Новый год Кирюшка подарил мне новый аппарат, мальчик умилил меня до слез, протянул коробку и сказал:
– Лампа, бери и пользуйся, а старый, похожий на утюг, немедленно выброси вон!
Я вскрыла упаковку и чуть не зарыдала, Кирюшка, наверное, потратил на презент все скопленные деньги, самая навороченная модель, причем очень необычного вида. Внешнего дисплея нет, нужно нажать крохотную пупочку, и тогда черная защитная панель отъедет в сторону, открывая кнопки с цифрами и экран, в закрытом виде подарок Кирюши абсолютно не похож на мобильный, просто прямоугольный кусок пластмассы, сбоку которого тревожно мигает зеленая лампочка.