Любовь моя Ана
Шрифт:
Я уменьшилась больше чем в два раза. Я видела себя как плоскую тень из кукольного театра. Я потеряла половину себя. Если подумать, где может быть эта моя вторая половина? Неужели она просто исчезла? Растворилась в воздухе? Растаяла, как облачко. Тело пропадало, а затем появлялось, но это была уже другая я. Новая я. Таких я у меня было несколько.
Поэт ничего не знал о моих победах. Я уже была на седьмом небе от счастья и поднялась ещё выше, когда он предложил встретиться.
– Один раз. Дай мне ещё один шанс.
Я согласилась не потому, что хотела снова
Был жаркий летний день, пешеходов окутывал белый тополиный пух. Ветер приносил пыль и пыльцу. Улицы, вечно людные и широкие, полны мужчин. Мужчин, до которых мне теперь нет дела.
Несмотря на жару, на мне надет глухой коричневый пиджак с большими пуговицами, туфли на каблуках и чёрная юбка. Тугой высокий хвост означал, что всё серьёзно. Я была похожа на училку русского языка и литературы. Восемь букв, первая С – смирение.
На нём была голубая рубашка поло с коротким рукавом и джинсы. Узкое заострённое лицо. На шее, как амулет, болталась плёночная камера.
Мы идём мимо краеведческого музея, на котором висит огромная афиша выставки Марка Шагала. Он на ходу сочиняет стихотворение:
Марк Шагал.И я шагал.И мы шагалиС Марком.Или это была заготовка? С ним никогда не знаешь наверняка. Невзначай говорит, что сочинил кое-что и обо мне. Если верить его словам, то это первый раз, когда я удостоилась такой чести.
– Не хочешь услышать? – спросил он.
Я только улыбнулась и ничего не ответила. Если он и расстроился – это его дело.
Солнце садилось за домами, город пылал в закатных лучах, а небо наполнялось светом. По пути нам встретился книжный магазин, в котором недавно открылась кофейня. Я взяла порцию горячего и очень горького американо. Он пил капучино, и, когда отпивал из него, над губой оставался след от молочной пены. Капля кофе убежала через край, и я наблюдала, как та медленно стекает по стенке стаканчика. Он сказал, что напиток превосходный, и по-детски улыбнулся.
Мы остановились в отделе поэзии, который представлял собой пару полок с тонкими книгами. Люди монотонно проходили мимо, поднимались и спускались по лестнице. Он взял двуязычный томик Лорки и стал зачитывать наугад.
Любовь до боли, смерть моя живая,жду весточки – и дни подобны годам.Забыв себя, стою под небосводом,забыть тебя пугаясь и желая [5] .5
«Сонет о письме» – Ф. Г. Лорка. Перевод А.
Дальше можно не продолжать, потому что скучно. Я нахожусь там, ничего не чувствуя. Смотрю на время и на пальцах считаю, сколько часов осталось до следующего приёма пищи. Когда мы выходим из магазина, он берёт меня за руку. Я не сопротивляюсь, но остаюсь неприступна, как Жанна д’Арк.
До станции метро мы идём пешком – сначала до одной, потом до следующей. Несмотря на пристрастие к окольным путям, не срезаем путь через гаражи, как делали раньше. Идём, как нормальные люди, по широкому проспекту. Мимо проплывают троллейбусы. В их движении есть некая чувственность. Мы держимся за руки. Его рука потеет, а моя остаётся ледяной. Я мёрзну и обнимаю себя другой рукой, незаметно ощупывая рёбра. Я улыбаюсь Ане – он её не видит и думает, что я улыбаюсь ему. Это придаёт ему решимости.
– Я хочу быть с тобой. Давай начнём всё сначала.
«Давай начнём всё сначала» звучит слишком напыщенно, но это наш пароль – фраза из фильма Вонга Карвая «Счастливы вместе». Мы договаривались, что она станет нашим условным стоп-словом. Стоит её произнести, и мы должны простить друг друга, забыть все разногласия. Но это только в теории.
– Я кое в кого влюблена, – говорю я.
Фраза звучит, как ещё одно клише, отчего мне становится смешно. Его брови ползут вверх. Очевидно, он ждал более развёрнутого ответа.
– Никто не будет любить тебя сильнее, чем я, – отвечает он.
О, это я уже слышала и хотела рассмеяться ему в лицо – он совсем ничего не понимает! Он даже представить не может масштаба нашей любви. Никаких слов не хватит, чтобы объяснить ему хотя бы немного. Но я мягко улыбаюсь с загадочностью Джоконды и смотрю на него с сожалением. Такой любви ему никогда не познать.
– Как его зовут?
– Это она.
Я раздумываю, стоит ли говорить больше, а затем Ана заговорщически мне подмигивает, как умеет только она.
– Её зовут Ана.
– Ты шутишь?
– Нет, я серьёзно. Серьёзнее не бывает.
Я беру его руку, прижимаю к своим рёбрам, которые проступают под тканью пиджака.
– Чувствуешь? Это она, здесь прячется.
Он смотрит на меня зачарованно, приоткрыв рот.
– Но я же лучше?
Я пожимаю плечами.
– Наверное, я сошла с ума, – говорю в своё оправдание.
Девять букв, первая В – возмездие.
Мы расцепляем руки, но ещё долго остаётся ощущение, будто наши пальцы до сих пор переплетены.
Прошла минута, другая, его глаза блуждали по сторонам, рассеянно разглядывая всё подряд, а я всё внимательнее и пристальнее всматривалась в него. Мне хотелось рассказывать про Ану ещё, но я видела, что он уже не здесь. Лицо отстранённое. Он держал в руке пустой стаканчик из-под кофе и рассеянно постукивал им по ноге.
– Я позвоню тебе, – сказал он, наклонился и поцеловал меня. – Гудбай.
Пока вес продолжал уходить, я пребывала в непрерывном восторге. Я не ела. Лишь абсолютно минимальный минимум. Бороться с голодом тяжело. Каждый день – моё Кровавое воскресенье. Каждый день всё сначала. Но я знаю, чего хочу, и в моём распоряжении всё время мира.