Любовь на фоне кур
Шрифт:
Мой выход на сцену произвел требуемое впечатление. Возбужденная толпа оставила Бийла и окружила меня. Чарли, наконец вставший на ноги, обнаружил, что свергнут с трона Человека Момента, и стоял, моргая на заходящее солнце, открывая и закрывая рот. Загремел смешанный хор голосов.
— Пожалуйста, не говорите все сразу, — сказал я. — Ничего невозможно разобрать. Может быть, вот вы скажете мне, что вам угодно?
Я избрал толстого коротышку в сером костюме. Такой ширины бакенбарды на человеческом лице никому еще видеть не приходилось.
— Дело
— Это я могу вам объяснить, — сказал я. — В вертикальном положении на нашем газоне, и я был бы премного обязан, если бы вы перестали рыхлить его каблуками.
Полагаю, это не было Умасливанием в строгом и наилучшем смысле слова, но сказать что-то подобное было необходимо. Долг каждого ответственного гражданина — постараться осадить человека с бакенбардами.
— Вы меня не поняли, сэр, — продолжал тот в возбуждении. — Я выразился иносказательно. Мы все хотим знать, что обеспечивает нам надежность в нашем положении.
— Ваши каблуки, — ответил я мягко, — как я уже указал раньше.
— Сэр, я Брасс из Аксминстера. У меня счет к мистеру Укриджу на десять фунтов восемь шиллингов и четыре пенса. Я хочу знать…
Тут мощно вступил хор:
— Вы меня знаете, мистер Гарнет. Эпплби из Хай… (Голос тонет в общем реве.)
— …и восемь пенсов.
— Мне мистер Ук…
— …расплатиться…
— Я представляю Боджера…
Но тут произошло нечто неожиданное: Чарли, который долго сверлил Бийла взглядом исподлобья, ринулся на него, размахивая кулаками, и был снова сбит с ног. Настроение толпы вновь изменилось. Умасливание поджало хвост. Насилие — вот чего жаждала публика. Бийл в стремительной последовательности выдержал три боя. Я чувствовал себя беспомощным. Инстинкт подталкивал меня броситься в сечу, однако благоразумие твердило, что подобный выбор действий окажется роковым.
Наконец, в минуту затишья, я сумел ухватить Наемного Служителя за локоть, когда он отходил от распростертого тела своей последней жертвы.
— Хватит, Бийл, — зашептал я горячо, — прекратите! Нам никогда не поладить с этими людьми, если вы будете их и дальше сшибать с ног. Идите в дом и оставайтесь там, а я поговорю с ними.
— Мистер Гарнет, сэр, — сказал он, а боевой огонь в его глазах угасал, — тяжело это. Тяжелее не бывает. Не было у меня везения, ну, чтоб назвать везением, как я получил отставку. И я же их ни одного в полную силу не стукнул, не так чтобы очень. А первый из них-то сподличал, стукнул меня, когда я не смотрел. Так пусть не говорят, будто я начал.
— Все в порядке, Бийл, — сказал я миротворчески. — Я знаю, вина не ваша, и я знаю, как вам тяжело остановиться, но я хотел бы, чтобы вы ушли в дом. Я должен поговорить с этими людьми, а пока вы тут, они не успокоятся. Так давайте!
— Слушаю, сэр. Но это тяжко. Можно я еще разочек врежу этому Чарли, а, мистер Гарнет? — сказал он тоскливо.
— Нет, нет. Идите же, идите.
— А если они за вас примутся, сэр, и попробуют своротить вам физию?
— Не примутся,
Он неохотно ушел в дом, и я вновь обратился к моей аудитории.
— Если вы будете так любезны и минуту помолчите… — начал я.
— Я Эпплби, мистер Гарнет, на Хай-стрит. Мистер Укридж…
— Восемнадцать фунтов, четырнадцать шиллингов…
— Будьте добры, взгляните…
Я отчаянно замахал руками над головой.
— Стоп! Стоп! Стоп! — завопил я.
Гул голосов не смолк, однако постепенно начал стихать. В просветах между деревьями я увидел море и пожалел, что сейчас не на волноломе, там, где царит мир. У меня заболела голова, и я ощутил слабость от голода.
— Джентльмены! — вскричал я, когда гул почти замер.
Стукнула калитка. Я повернул голову: в сад входил высокий тощий молодой человек в сюртуке и цилиндре. Впервые я узрел этот костюм в сельской глуши.
Он подошел ко мне.
— Мистер Укридж, сэр? — спросил он.
— Моя фамилия Гарнет. Мистер Укридж временно отсутствует.
— Я от «Уитли», мистер Гарнет. Наш мистер Бленкинсоп несколько раз писал мистеру Укриджу, обращая его внимание на тот факт, что его счет достигнул внушительной цифры, но не получил удовлетворительного ответа и выразил пожелание, чтобы я побывал у него. Крайне сожалею, что его нет дома.
— Не больше, чем я, — был мой прочувствованный ответ.
— Вы ждете его в скором времени?
— Нет, — сказал я. — Не жду.
Он оценивающе поглядел на выжидательно притихшую орду кредиторов.
— Кое-какие кредиторы мистера Укриджа, — объяснил я, предупреждая его вопрос. — Я как раз собирался поговорить с ними. Не присядете ли? Трава абсолютно сухая. Мои пояснения касаются также и вас.
Догадка озарила его глаза, и из них выглянул тот человек, каким его создала природа.
— Черт побери! Задал лататы? — воскликнул он.
— Насколько мне известно, да, — сказал я.
Он присвистнул.
Я снова обернулся к местным талантам.
— Джентльмены! — гаркнул я.
— Внимание, внимание, — сказал какой-то идиот.
— Джентльмены, я намерен быть с вами абсолютно откровенным. Мы должны решить, как именно обстоят дела между нами. (Голос: «Где Укридж?») Мистер Укридж был неожиданно отозван в Лондон (горький смех) вчера днем. Я полагаю, что он вернется с минуты на минуту.
Это пророчество было встречено насмешливыми воплями. Я продолжал:
— Я не понимаю цель вашего появления здесь. У меня для вас ничего нет. Я не мог бы уплатить по вашим счетам, даже если бы хотел.
До меня начало доходить, что я теряю популярность.
— Я здесь просто как гость мистера Укриджа, — гнул я свое. В конце-то концов, с какой стати мне было щадить его? — Я не имею никакого отношения к его финансовым делам. И абсолютно отказываюсь признать, что в каком-либо отношении я перед вами в каком-либо долгу. Мне жаль вас. Я выражаю вам мое сочувствие. Но это все, что я могу вам предложить: сочувствие и добрый совет.