Любовь на краешке луны
Шрифт:
Гарри расхохотался.
— Ты должна быть польщена.
— Вот еще! — вспыхнула Канеда. — Я выйду замуж только за мужчину, совершенно не похожего на тех, с кем случалось знакомиться до сих пор.
— Извести меня, когда ты найдешь такого, — сказал Гарри. — Не забывай: тетушки постоянно жалуются, что ты даешь пищу для пересудов.
Канеда передернула плечиками откровенно на французский манер.
— Ну что я могу поделать, если они все влюбляются в меня, — возразила она. — Да, вчера вечером тетя Энн была вне себя из-за того, что я слишком задержалась в консерватории. Но я просто
— Должен ли я напомнить ему, как следует вести себя? — спросил Гарри.
— Едва ли это поможет. Какая скука… Он повсюду увязывается за мной как пес. А не уехать ли нам из Лондона — подальше от него?
— И что же ты предлагаешь — возвратиться в Лэнгстон-парк или съездить во Францию?
Канеда не ответила, и он воскликнул:
— Ну нет! Уж к этой земле я и ногой не прикоснусь, разве только для того, чтобы сказать своим деду и бабке, да и всем остальным Бантомам, что я о них обо всех думаю — до последнего слова! Как смели они третировать maman, — гневно продолжал Гарри, — обращаясь с ней как с прокаженной! Да и герцог хорош… Даже считая себя оскорбленным, он не имел права устраивать papa подобную экзекуцию и в Париже, и в Лондоне. Мне бы хотелось расплатиться с ним той же монетой.
— Он наверняка уже скончался, — предположила Канеда. — Герцог был много старше maman и решил жениться на ней после кончины первой жены, чтобы молодая женщина наплодила ему побольше детей.
— У таких, как он, лишь одно это на уме, — с презрением в голосе сказал Гарри. — Пусть только его сын или любой наследник титула посмеет явиться в Англию, я найду способ расквитаться с ним.
Канеда глядела на письмо, как бы заново читая его. И вдруг воскликнула:
— Гарри, а у меня идея!
— Какая?
— По-моему, я могу принять это предложение и отправиться во Францию.
— А ты не сошла вдруг с ума? — поинтересовался граф; — С какой это стати ты поедешь туда после всего, что вытерпела maman?
— Я собираюсь это сделать именно потому, что они так обошлись с maman, и преподать всем урок.
— Не понимаю. Что же ты намерена делать?
— На прошлой неделе я кое-что услышала на приеме, — задумчиво сказала Канеда. — Тогда я не обратила на это внимания, и надо бы еще уточнить, но у меня такое ощущение, что те, кто живет возле Дордони, сейчас несут большие убытки.
Брат с интересом посмотрел на нее.
— Ты предполагаешь, что графы де Бантом могли разориться?
— Не знаю… Но этот факт проливает свет на их решение помириться. Потом они, возможно, захотят, чтобы кузина Элен вышла за англичанина.
— Не верю своим ушам! Это уж слишком! — пробормотал Гарри. — Но если им нужно именно это, тогда ты, вне всякого сомнения, откажешься помогать им.
— Глупый, я не собираюсь этого делать! — заверила его Канеда. — Если я и поеду к Бантомам, то не как обычная родственница, а как педи Канеда, богатая и блестящая, и, когда они переполнятся завистью, дам понять, что не протяну и пальца, чтобы помочь им.
— Похоже, это неплохая идея, если они действительно переживают трудные времена, — согласился Гарри. — Судя по словам maman,
— Я знаю об этом. Но что, если сбор винограда упал? Что тогда с ними будет?
— Возможно, ты и права. Однако мой тебе совет — лучше оставайся дома. Во Францию я не поехал бы даже ради того, чтобы избавиться от Уоррингтона.
— А что тут особенного, — мечтательно произнесла Канеда. — Я всегда хотела повидать родину maman, с которой меня связывает и половина собственной крови.
Гарри не отвечал, а посему она продолжала излагать свои доводы:
— Я прочитываю все книги о Франции, которые только попадаются мне; трудно выразить словами, как я хочу в Париж, но еще больше мне хочется посетить те края, о которых рассказывала мне maman: прежде всего, конечно, Дордонь, в которой она родилась, а потом уже долину Луары, где она могла .бы жить, выйдя замуж за герцога.
— Она много рассказывала о нем, — напомнил Гарри, — о его огромном замке, о других чудесных замках — Шенонсо, Шамборе, Шомоне и, разумеется, Сомак, где она и жила бы, окруженная всем подобающим герцогине великолепием.
— Давай съездим туда, — вдруг попросила Канеда. — Теперь мы можем насытиться тем, что всегда хотели увидеть, заодно отомстить Бантомам, ну а если удастся, и герцогу де Сомаку.
— И оставить все это? — возмутился Гарри. — Ты бредишь! Неужели ты считаешь, что я сейчас способен оставить Лэнгстон-парк и лондонское веселье?
Канеда улыбнулась.
— Не сомневаюсь, что она просто очаровательна.
Гарри ответил ухмылкой.
— Именно так. И заверяю тебя, если я уеду, на мое место найдется достаточно претендентов.
— Ну тогда я могла бы… могла бы поехать во Францию одна, — задумчиво промолвила Канеда.
— Ты не сделаешь ничего подобного! — вспыхнул брат. — Тебе не хуже меня известно, что ты не можешь ехать без подобающего сопровождения.
— Я этого не предлагаю, — успокоила его Канеда. — Раз ты не поедешь со мной, я знаю, кто согласится сопровождать меня, если я попрошу.
— Кто же это?
— Мадам де Гокур.
После недолгого молчания Гарри сказал:
— Не сомневаюсь, что, если мы оплатим все расходы, она поедет куда угодно. Но, откровенно говоря, Канеда, я считаю твою идею безумной! Давай-ка лучше порвем письмо, и пусть себе гадают, получили мы его или нет; во всяком случае, какое-то время подержим их на крючке. А если эти проклятые кузены явятся сюда, — добавил он, — клянусь, я сделаю все возможное, чтобы их визит закончился фиаско.
— Едва ли ты добьешься успеха, — заметила Канеда. — Я предлагаю более тонкий и умный способ, адекватный тому, как поступили Бантомы с maman после ее бегства. У нее ведь были даже кое-какие собственные средства, однако ее отец с помощью адвокатов устроил так, чтобы она могла пользоваться деньгами лишь на территории Франции. Решение незаконное, но у papa не было денег, чтобы оспорить его в суде.
— Итак, они практически обокрали maman, и их не мучили угрызения совести все эти годы. Я согласен с тобой: Бантомы достойны презрения. Однако зачем же насиловать себя, встречаясь с ними?