Любовь на первой полосе
Шрифт:
— Только опытному взгляду, — мягко ответил Гамильтон, выводя ее из театра.
«Когда это случилось? В какой момент исчезла наша привязанность друг к другу?»
В последнее время Тед занимался с ней любовью по привычке. Так же, как чистил зубы или заполнял налоговые квитанции. А Санди молчала. Что она могла сказать?
Имелась и другая причина для молчания. Санди боялась, что если устроит сцену, Тед вообще перестанет с ней спать, а она вряд ли сможет это пережить.
Но теперь у нее
Тед отправился провожать няню домой, а Санди ушла на кухню, чтобы сварить кофе и приготовить легкий ужин. Хотя вряд ли у нее будет сегодня аппетит. Они женаты семь лет, и ни разу у нее не возникало никаких сомнений. У них прекрасные дети, неплохой дом, который они построили фактически своими руками, общие воспоминания. Почему же Тед отвернулся от всего этого? Почему теперь его интересует другое? Другая?
Санди почувствовала дурноту. Может, ей только показалось? Может, Тед вернется сейчас домой, и все будет по-прежнему?
Но, в глубине души, она знала, что обманывает себя. А когда муж вернулся домой, и Санди увидела его бледное виноватое лицо, сомнений не осталось. Молчать уже не было сил.
Поставив чашку с кофе на стол, она тихо спросила:
— И давно это у вас с Кейт?
Взглянув на Теда, она поняла, что он был готов все отрицать, но в последнее мгновение передумал.
— Полгода, — солгал он. Правда убила бы Санди. — Прости, я не искал этого…
— Ты хочешь сказать, что она сама предложила? Блестящая мисс Кеннеди однажды вошла в твой кабинет, сняла трусики и попросила тебя сделать то же самое?
Это вырвалось у Санди помимо ее воли. Ярость и унижение одержали верх над разумом.
— Нет, все было не так, — спокойно ответил Тед, словно говорил с незнакомым человеком или с одним из молодых репортеров, которого нужно было утешить.
Ладно, все-таки позади семь лет замужества, общий дом и дети. И Санди не позволит ему выбросить все это из своей жизни. Они ведь не абзац, который редактор может за ненадобностью вычеркнуть. Они — живые существа, из плоти и крови, у них есть чувства. И они были вместе задолго до того, как появилась эта Кейт Кеннеди.
— Что ты намерен делать?
— А ты что предлагаешь?
— Ты спрашиваешь, что я предлагаю? Бросить ее. Прекратить с ней отношения. Не хотеть ее. Меня ты должен хотеть. Меня и своих детей. А не какую-то там…
— Санди, — почти взмолился он. — Все не так просто.
— Что ж тут сложного? Не понимаю.
— Я люблю ее.
Санди упала на стул. Как будто ее ударили кулаком в живот.
Она
Когда потрясение несколько улеглось, до нее дошел ужасающий смысл его слов. А вместе с осознанием того, что произошло, появилась боль. И скорбь.
У нее хлынули слезы, но истерику она не устроила. Еще осталась какая-то гордость. Санди плакала молча, просто сидела, а по щекам бежали два ручейка.
«Если бы я тогда послушалась и сделала аборт, вся жизнь сложилась бы иначе».
Она не хотела детей. И замуж выходить не хотела тоже.
Ее только приняли в школу актерского мастерства, и она собиралась еще много чего сделать в жизни до того, как заведет семью. Поэтому Санди никому не говорила о своей беременности, твердо настроившись на аборт. Но вдруг испугалась. Нет, решения своего она не изменила, просто хотелось, чтобы ее кто-нибудь поддержал. И она рассказала обо всем сестре Натали.
Натали была моложе на два года. Сестры с раннего детства делились всеми секретами. К тому же Натали — единственный человек, на которого Санди, как ей казалось, могла положиться. Но такой важный секрет, как беременность родной сестры, оказался для девятнадцатилетней Натали слишком тяжелым грузом, чтобы нести его в одиночку. А вдруг Санди умрет на операционном столе? Всякое бывает. Натали поделилась этой страшной тайной с близким человеком. С матерью.
Тут-то все и началось. Уважающие себя еврейские девушки не делают абортов. Особенно если отцом ребенка является юноша из приличной еврейской семьи. В таких случаях молодые люди женятся и воспитывают ребенка.
Так считали родители Санди. Так считали и родители Теда.
Впрочем, это не удержало бы ее от операции. Она считала беременность своим личным делом. Но пришел Тед, и вся ее решимость улетучилась, когда он произнес заветное слово.
— Я люблю тебя, — сказал тогда он. — И хочу, чтобы ты стала моей женой. Я всегда этого хотел, просто все случилось несколько раньше.
Она согласилась. Не потому, что хотела ребенка. Санди хотела любви. Его любви.
Теперь, глядя на мужа, она думала с горечью: «Я вышла замуж ради любви. А ради чего женился он? Любил ли он меня? Или солгал тогда? Может, его вынудили родители, только я об этом не знала?»
Санди вытерла глаза. Слезами горю не поможешь. Ей двадцать девять лет. В этом возрасте уже нечего рассчитывать на то, что жизнь подкинет новый шанс. У нее есть только Лайонел, Томас и Тед. По крайней мере, он еще здесь. Но надолго ли?
Тед вывел ее из состояния задумчивости. Он поднялся из-за стола, убрал тарелки и чашки из-под кофе.
— Поздно уже. Я иду спать. — И, заметив выражение ее лица, добавил: — Не волнуйся, сегодня я лягу в другой комнате.
Вот оно! Тед будет спать в другой комнате. Они уже никогда не будут заниматься любовью. Больше нет любви.