Любовь на первой полосе
Шрифт:
Вслух же Рут сказала:
— Почему бы вам с Трейси не заняться завтрашней колонкой? Я уверена, что у вас уже все готово. А я пока немного прогуляюсь.
Она улыбнулась Биллу, по-дружески ущипнула Трейси за щеку и вышла в коридор. «Прогулка» закончилась у кабинета Теда. Вообще-то Рут хотела навестить Кремера. Но всему свое время. А пока ей необходимо поболтать с Тедом Геблером. Пусть все объяснит.
— Входи, — крикнул он, когда Рут заглянула в дверь. — Я ждал тебя. И даже заказал для нас столик.
— Неужели? — улыбнулась она. —
Тед вышел из-за стола и обнял Рут.
— Кончай, Рути. Тебе сейчас нужно поговорить с Кремером, а ты не хочешь ставить себя под удар, не прощупав заранее почву. Или ты уже не та Рут? Неужели, дорогая, ты успела так сильно измениться?
— Это заметно по моему виду?
— Нет, поэтому я и заказал столик в «Рубенсе». Надеюсь, болезнь не ударила по твоему аппетиту?
— Не ударила. Хочу мясо в остром соусе. Капустный салат и корнишоны. Я себя неплохо чувствую и боюсь соблазниться небольшой порцией рубленой печенки. Для начала.
«Рубенс» являлся для знатоков кошерной пищи примерно тем же, чем «Максим» для великих гурманов. Здесь не было привычной для большинства нью-йоркских заведений толкотни и суеты. Тускло освещенный зал, уютные кабинки, пожилой еврей-официант, с благоговением подающий вам куриный суп или пудинг. У людей, приходивших сюда обедать, создавалось впечатление, что они вновь оказались в родительском доме. Именно этой атмосферой и славился «Рубенс» у нью-йоркских евреев, которые всегда с удовольствием вспоминали свое детство.
Еда Рут понравилась. Болезнь мало изменила ее как внешне, так и внутренне. Да. Тед видел ее сильно исхудавшей, но то было в дни кризиса, а это время давным-давно миновало. И вместе со здоровьем к ней вернулся и ее завидный аппетит.
Впрочем, Рут доставляла удовольствие и тихая, спокойная обстановка «Рубенса». Она понимала, что Тед о многом хочет рассказать ей и шумный бар не годился для этой цели.
О Трейси он прямо не говорил. Кремера упомянул пару раз, да и то вскользь. Но Рут хорошо знала своего друга детства.
— Ладно, хватит дурака валять, — сказала она. — Между девчонкой и этим старым козлом, который называет себя главным редактором, что-то происходит. Так?
— Это твои слова, — вздохнул Тед. — Пойми, Рут, я не знаю ничего конкретного. Они не держатся за руку в лифте, не целуются при встрече. Но, с другой стороны, их близость явно выходит за рамки отношений начальника и подчиненной.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Суди сама. Вместе обедают не меньше двух раз в неделю. И не в «Алгонкинс». Кремер ведет ее в роскошный клуб, где блюда готовятся настоящими кудесниками и стоят ого-го!
— Откуда ты знаешь? — удивилась Рут. — Я думала, после Кейт у тебя никого не было.
— Мы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать мою личную жизнь. О'кей?
Тед сразу помрачнел и надолго замолчал. Рут поняла, что допустила ошибку.
— Ну, извини, — торопливо сказала она. — Я сунула нос не в свое дело. Дурная
— Возможно. Если речь зайдет о Трейси.
Трейси надеялась, что Рут не вернется в газету, хотя не особенно задумывалась над тем, что может ей помешать. Желать человеку смерти — одно, а знать, что твое желание исполнилось, — совсем другое. Смотреть такой правде в глаза Трейси боялась.
Лучше бы Рут просто удалилась в пансионат для выздоравливающих и никогда больше не появлялась в газете. Почему бы ей не выйти замуж за того фотографа, с которым она жила? Трейси это вполне бы устроило. Но ее совсем не устроило то, что произошло на самом деле. Рут, такая же толстая, ворвалась в отдел — который уже давно принадлежал Трейси — и повела себя так, будто никуда и не исчезала. Просто непереносимо.
Значит, придется устроить так, чтобы Рут снова исчезла. Трейси знала, что Кремер недолюбливает редактора отдела моды и желал бы видеть на этом посту ее.
«И не только на посту».
Трейси громко засмеялась. Когда стало известно, что Рут заболела, какой-то животный инстинкт подсказал Трейси Ривс, что ей предоставляется шанс, который выпадает раз в сто лет.
Метод соблазнения Эда Кремера был довольно груб, зато эффективен. То Трейси не испугало даже суровое и жесткое лицо главного.
Он привык вызывать ее к себе два-три раза в неделю, чтобы поговорить о работе. Каждый раз она с тоской ждала этого вызова, ибо Кремер всегда начинал читать ей очередную скучнейшую лекцию. В такие минуты он походил на директора школы. Давал ей учебные пособия, выкладывал перед ней обзоры моды, совал под нос черно-белые снимки, казавшиеся Трейси совершенно одинаковыми.
Она знала, что ее готовят к должности, которую занимала Рут, и вроде бы должна была приветствовать это, ибо не страдала отсутствием честолюбия. Но Трейси чувствовала, что наверняка есть более эффективный и быстрый способ добиться цели. Минуя затянувшийся на неопределенное время скучный и утомительный этап. Если так будет продолжаться, может пройти несколько лет, прежде чем она наконец займет вожделенное кресло редактора. А Трейси не могла долго ждать. Поэтому, уходя на работу, она перестала надевать трусики.
И когда через два дня Кремер опять вызвал ее к себе, Трейси лишь усмехнулась.
«Сегодня у нас очередной урок. Почему бы мне не сесть прямо на стол? Чтобы лучше видеть».
В такой позе она как бы случайно раздвинула ноги, чтобы дать Кремеру возможность заглянуть ей под юбку и оценить, чтоТрейси может ему предложить.
Проблем со зрением у Кремера не было. Зато у него, похоже, возникли проблемы с кровяным давлением. И с выражением лица, на котором было написано откровенное желание. Трейси поняла, что он теперь в ее руках.