Любовь на Рейне
Шрифт:
— О, как всегда — диктатор Ханнхен! Уверен, фрейлейн, что вы также это заметите во время… — Он запнулся, явно подыскивая соответствующую фразу, в ответ на что Ингрэм Эш, глядя на Вирджинию, подсказал ему — сначала по-немецки, а затем по-английски:
— Своего пребывания здесь.
Для Вирджинии это было удобным предлогом. Зная о том, что юрист в общем-то довольно сносно говорит по-английски, она сказала:
— Мне представляется, герр Брундт, что первым делом я должна прояснить следующее. Мои отношения с Ханнхен и Альбрехтом Франк, а также… — ее взгляд мельком остановился на Ингрэме Эше, — с кем-либо еще в этом доме не имеют никакого принципиального значения, поскольку
У Карла Брундта отпала челюсть, и он недоумевающе уставился на второго присутствовавшего в комнате мужчину.
— Фрейлейн, вы не принимаетеимение? Но…
— Нет, не принимаю. А теперь, пожалуйста, выслушайте меня. Дело в том, что мы с Эрнстом Раусом не были помолвлены. Он действительно просил меня выйти за него замуж, однако к тому времени я его почти не знала. Можно сказать, что мы с ним просто случайно наткнулись друг на друга. Так уж сложились условия, что, будучи англичанкой, я считала своим домом именно французский город Ним, где несколько лет назад по соображениям здоровья поселился мой отец. Моя мать, также инвалид, скончалась незадолго до этого. Ухаживая за отцом, я одновременно работала в местном туристическом информационном агентстве под названием «Синдикат «Инициатива», где совершенствовала свой французский, а также понемногу осваивала другие языки, общаясь с туристами, которые посещали Ним, Арль и Авиньон.
Со временем мне, увы, пришлось оставить эту работу и сосредоточить все внимание на уходе за отцом, и это продолжалось вплоть до тех пор, пока он не скончался. Однако я намеревалась — и до сих пор намереваюсь — весной, когда возобновится туристический сезон, снова вернуться на прежнее место. В ожидании этого момента я случайно познакомилась с герром Раусом, который совершал, как он выразился, ежегодную деловую поездку по тем местам, занимаясь закупкой виноградных саженцев — vignes-m`eres, как их называют в районе Нима, — для своих местных виноградников.
Ингрэм Эш кивнул.
— Обычное занятие. Мы стараемся периодически чередовать саженцы, ежегодно меняя пропорцию того или иного сорта. Одним из пунктов наших поездок, которые совершаются в зимнее время, является как раз Ним. В прошлом году ездил я, возможно, мне же предстоит поехать и в следующем, но на этот раз Эрнст решил сам отправиться в командировку.
— Ну так вот, — продолжала Вирджиния, — мы оба — и герр Раус, и я — чувствовали себя совсем одинокими, а потому с взаимным удовольствием беседовали друг с другом, рассказывали о себе — но не более того. Несмотря на то, что мне не следовало принимать его приглашения приехать сюда, я все же пошла на подобный шаг, исходя исключительно из дружеского расположения к этому человеку. Именно поэтому я не считаю себя вправе… спекулировать на надежде Эрнста жениться на мне, а также не могу поверить в то, что он действительно всерьез намеревался оставить мне в наследство все то, что оговорено в его завещании. Он просто не мог рассчитывать на то, что я, как его невеста, возьму в свои руки бразды управления всем его хозяйством и… продолжу его дело!
— Я также сомневаюсь в этом, фрейлейн, — мягко проговорил герр Брундт. — Но у него были весьма компетентные помощники и верные слуги — присутствующий здесь Ингрэм, супруги Франк, а также многие другие люди, которые, как он надеялся, могли бы оказать вам необходимую помощь. И еще одно: возможно, его импровизированное завещание явилось своего рода мерой предосторожности. Разумеется, он не мог знать, что скончается в полете, возвращаясь домой: должно быть, он надеялся на то, что
Вирджиния промолчала, и потому после некоторой паузы в разговор вступил Ингрэм Эш.
— Боюсь, Карл, что именно этого наша леди как раз и не хотела бы допустить. Она усматривает свою добродетель в том обстоятельстве, что оставалась равнодушной к ухаживаниям Эрнста, и на этом основании не считает себя обязанной «с почтением» отнестись к его последней воле, равно как и к его заботе о ней самой.
Вирджиния судорожно вздохнула и устремила на Ингрэма Эша такой яростный взгляд, что он просто не мог ошибочно истолковать его истинный смысл.
— Все это совершенноне так! — заявила она. — Я действительнотронута его заботой обо мне, причем в гораздо большей степени, чем могу это выразить словами. Однако я не считаю себя вправе извлекать из этого какую-то личную выгоду, равно как и брать на себя подобную ответственность. Кроме того, мне известно, что те же самые «верные слуги», которые, возможно, были у Эрнста, не согласились принять меня. Я…
— Фрейлейн, — с умеренно выраженным чувством протеста перебил ее Карл Брундт, — вы должны помнить, что они, точнее, все мы были попросту шокированы этой утратой. Неудивительно поэтому, что, возможно, некоторое неуважение к вам как к иностранке…
Однако Вирджиния уже вслушивалась в интонации другого голоса, который принадлежал отнюдь не юристу, а Ингрэму Эшу.
— Иными словами, вам недостает смелости взяться за гуж и проверить себя, сдюжите ли, не так ли?
Она встретилась с ним взглядом. Наступила решающая минута всего разговора.
— Уверена, что вместо «смелости» у вас было припасено другое, гораздо более вульгарное словечко, — с горячностью произнесла Вирджиния. — Интересно, почему же вы им не воспользовались?
— Будь вы мужчиной, определенно воспользовался бы.
— А если допустить, что я переменю свое решение? Что я все же решу, как вы выражаетесь, взяться за гуж — что тогда?
Если она и ожидала увидеть признаки какого-то удивления или чего-то похожего на шумный восторг, то ни того ни другого так и не случилось.
— В таком случае я бы поставил себе высшую оценку за успешно проведенную операцию. Действуйте. В конце концов, что вы теряете?
Глянув мимо нее в сторону юриста, он поднялся и проговорил:
— Полагаю, что с юридическими деталями вы справитесь и без меня. И все же хочу пригласить тебя, Карл, перед ленчем пропустить со мной по стаканчику.
С этими словами Ингрэм Эш вышел из комнаты.
Глава 2
После того разговора Вирджиния пережила несколько довольно суматошных дней, повлекших за собой серию продолжительных бесед с герром Брундтом, одинокое возвращение в Ним, чтобы завершить там свои личные дела, неискоренимый страх перед масштабностью той задачи, которую она взвалила на свои плечи, а также постоянную нервотрепку в связи с осознанием того, что на протяжении всего этого времени она являлась объектом самой пристрастной критики, которую могли позволить себе как обитатели имения «Вайнберг Раус», так и жители всего Кенигсграта.