Любовь на Рейне
Шрифт:
— А все потому, что я знаю: первая никак не может быть правдивой, тогда как две другие мне просто неприятны. Зато я с гораздо большей готовностью поверила бы в то, что вы попросту мастерски проделали ради Эрнста довольно грязную работу. Сожалею, что в этом смысле недооценила вас, — призналась она.
— Пустяки. Ну что ж, худо-бедно, а нам предстоит действовать сообща, а потому пусть так оно и будет. Согласны?
— Да… хотя есть еще кое-что, чего я пока не знаю. Являясь управляющим имением, вы, как я полагаю, работаете по контракту, срок которого пока не истек?
Позднее она вспомнит,
— О да. Эрнст предпочитал как следует укреплять свои тылы, а потому заключил со мной контракт аж на десять лет. Так что, имея впереди целых пять лет работы в общей упряжи, как мне представляется, чем скорее я введу вас в курс дела, тем лучше. Не так ли?
— Да, — снова согласилась она, после чего добавила, но уже более робким голосом: — Но есть еще кое-что. Я насчет этого дома…
— Вас тревожит вопрос о том, прилично ли вам будет проживать в одном доме со мной? — прервал ее Ингрэм. — Вы говорили об этом с Карлом Брундтом?
— Мне показалось, что он не видит в этом ничего особенного.
— А что здесь такого особенного? Насколько вы успели заметить, у меня здесь апартаменты, отделенные от остального дома прочной сосновой дверью. Признаюсь, что в эти дни я неоднократно заходил на вашу половину, пользуясь офисом, для которого на остальной части дома попросту нет подходящего места. Эрнст и я иногда, хотя и нечасто, устраивали совместные обеды, тем более в последнее время, когда я чаще его выезжал на виноградники. Если же вы готовы к тому, чтобы взять на себя некоторую часть писанины, то мне и офис почти не понадобится. Ну как, достаточно этого, чтобы заставить воображаемых миссис Гранди [2] , попридержать языки?
2
Миссис Гранди — персонаж вышедшего в 1798 г. романа Т. Мортона; законодательница общественного мнения в вопросах приличия.
Вирджиния кивнула.
— Если вы считаете, что все в порядке… А то я уже подумывала, не перебраться ли мне в «Драхенхоф», если не… Или подыскать какой-нибудь приличный пансион на лесной прогалине поблизости от дороги на Кенигсграт.
Ингрэм покачал головой.
— В «Драхенхофе» вам едва ли удастся устроиться в качестве постоянного жильца. Полковник Мей и его супруга только в летний сезон живут за счет туристов, тогда как зимой они предпочитают немного отдохнуть или куда-нибудь уехать.
— Их и сейчас там нет? — спросила Вирджиния.
— Их самих — нет. Бастион охраняет их младшая дочь Лизель. Вы с ней пока не встречались, хотя она тоже была на похоронах Эрнста.
— А, это такая круглолицая девушка с волосами, уложенными крылышками, да? Кажется, однажды я видела ее в городе — она шла с восточноевропейской овчаркой на поводке.
— Вы, видимо, имеете в виду немецкую овчарку. Восточноевропейские в здешних местах не водятся. Да, это, похоже, Лизель. Ей девятнадцать лет. Куколка. И к тому же жутко «затюканная» своей же семьей.
— Как это — «затюканная»?
— Ну, что-то вроде Золушки.
— Уродливые сестры и тому
— Одна сестра, и к тому же далеко не уродина. В данный момент ее тоже нет дома. А «затюканная» — это потому, что полковник и фрау Мей презирают домашнюю работу, так что Лизель приходится практически в одиночку заботиться о доме. Летом ее почти не видно — разве что зимой она частенько заходит к нам. В настоящее время она выразила желание заниматься со мной английским языком.
— Вы даете ей уроки английского? — удивленно спросила Вирджиния.
— Боже правый, нет, конечно. Разве что только по части разговорного языка, хотя, надо признать, схватывает она быстро. А что это мы о ней заговорили?
— Это я подняла вопрос о возможном переезде в «Драхенхоф».
— Ну, надеюсь, теперь-то вы понимаете, что в этом нет никакой необходимости, да и непрактично это. — И добавил беззаботным тоном: — В конце концов, если вы посчитаете Ханнхен, Альбрехта и мою сосновую дверь недостаточно надежными кандидатами на роль коллективной дуэньи, то всегда сможете сделать так, что я буду числиться кем-то вроде вашего постояльца, который платит вам символическую арендную плату, не так ли?
Отнюдь не будучи уверенной в том, что он опять не подсмеивается над ней, Вирджиния сдержанно проговорила:
— Спасибо, хотя я и не вижу, чем это будет отличаться от вашего нынешнего статуса.
— В самом деле? Я бы, напротив, заметил, что старая добрая бухгалтерская книга, в которой регистрируются выплаты арендной платы, в здешних местах может считаться высшим гарантом добропорядочности! Но это так, информация для размышления, — добавил Ингрэм.
Лишь после его ухода Вирджинии в голову пришла запоздалая мысль на этот счет. Она наконец поняла, что сам Ингрэм Эш ни на мгновение не задумывался об этической стороне их совместного проживания под одной крышей, а это, в свою очередь, красноречиво свидетельствовало о том, что как женщина она для него попросту не существовала, не так ли?
В такое же пасмурное и сырое утро, какое выдалось в день похорон Эрнста, Вирджиния наконец-то получила возможность познакомиться с Лизель Мей. Вирджиния сидела в своем офисе — скудно обставленной комнате, располагавшейся за дальней стеной холла, — и делала все возможное, чтобы разобраться в деловых бумагах, составленных на почти незнакомом ей языке, и многочисленных, непонятно как систематизированных папках, когда раздавшийся стук в дверь возвестил, как она предполагала, об очередном ледяном обмене фразами с Ханнхен. К ее удивлению, в комнату вошла девушка, которую, как ей было известно, звали Лизель.
С непокрытой головой, она основательно промокла. В сапогах до колеи и плаще, подпоясанном настолько туго, что его разлетавшиеся полы скорее походили на оборки, она выглядела до нелепости юной. Круглый лоб девушки, голубые глаза, нос со вздернутым кончиком и ямочки на щеках и в самом деле придавали ей сходство с куклой, а перетянутые у ушей волосы наводили на мысль о девочке, которая приготовилась ко сну или к тому, чтобы принять ванну.
Свое появление она ознаменовала топотом сапог, капелью стекающих с рукавов водяных струек и возгласом «Ах!», за которым последовало заявление: