Любовь на Утином острове
Шрифт:
– Почему ты не сказала, что тебе больно?
– А что тут говорить? От нытья все равно ничего не изменится.
Она была упряма, как тонкое деревце, которое гнется, но не ломается под напором ветра. Она, как и дерево, крепко стоит на земле, держась за нее корнями. Алан всегда считал себя твердым как скала и несгибаемым, но оказалось, что даже такому закаленному воину, как он, есть чему поучиться у Дженифер Моррис.
– Попробуй пошевелить пальцем.
Она прерывисто задышала носом, и лишь это и указывало на то, что она сделала попытку.
– Так, хорошо, а теперь спокойно,
Дженни вскрикнула, затем смертельно побледнела. Закусив губу, она стала делать глубокие вдохи и выдохи.
– Вот и хорошо. Ты просто молодчина. Теперь все хорошо, – повторял он как заведенный, чувствуя ее боль как свою собственную. – Самое страшное позади. Теперь осталось потерпеть, пока я наложу тугую повязку. Я забинтую руку, и боль уменьшится. Ты слышишь меня, Дженни?
Она слегка кивнула.
– Хорошая девочка, умница. – Приговаривая ободряющие слова, он быстро соорудил шину из кусочка дерева и умело и аккуратно забинтовал руку бинтом из аптечки «скорой помощи».
– У тебя ловко получается.
Он обрадовался, услышав, что ее голос снова звучит ровно, и ответил не задумываясь.
– Ранение обычная вещь во время военных действий, поэтому каждому бойцу необходимо иметь навыки первой медицинской помощи. Например, в Ираке некоторые из наших пехотинцев… – Он резко остановился на середине фразы, только сейчас сообразив, что именно он говорит. Их глаза встретились. – В общем, я много чего умею.
В глазах Дженни читалось множество вопросов, но, к ее чести, она не задала ни одного.
Алан завязал бинт и проверил свою работу.
– Ну как, не очень больно?
– Нет, ничего, терпимо.
– Догадываюсь, что больно ужасно, но потерпи немного, скоро станет легче. – Он еще раз проверил повязку. – Не слишком туго?
Она покачала головой.
– Где-то здесь я видел аспирин, – сказал Алан, роясь в аптечке, пока не нашел то, что искал. – Вот, доктор Маклей прописывает тебе аспирин. Прими сразу две таблетки, чтобы немного облегчить боль, к тому же это снимет опухоль руки вместе с отеками от царапин, которые ты наверняка получила, выбираясь из воды.
Она взяла у него таблетки.
– Спасибо, Алан. Я не привыкла, чтобы обо мне кто-то заботился.
Да и он не привык заботиться о ком бы то ни было, кроме своих подчиненных, и ему не хотелось бы к этому привыкать – слишком уж ему это понравилось. Поднявшись, он налил ей холодного кофе и посмотрел, как она проглотила аспирин.
– Сколько тебе лет? – неожиданно спросил он и сразу же пожалел об этом. Он вспомнил, как уже однажды спрашивал о возрасте.
– В июле мне исполнилось двадцать пять, поэтому даже и не надейся, что я прощу тебе «малышку» и «маленькую девочку», – ответила она, сдержанно улыбаясь.
Ей понравилось его удивление,
– По сравнению с моими тридцатью восемью ты все равно еще ребенок и все твои выходки типичные выходки незрелого подростка.
Опустив веки, она уставилась в свою чашку.
– Понимаешь, Алан, «Кедры» мой единственный дом. Мне больно и страшно думать, что очень скоро я могу его потерять.
Он постарался сделать вид, что не замечает тоскливых ноток безысходности в ее голосе, и не обращать внимания на комок в горле.
– Может, просто не судьба.
Дженни глубоко вздохнула, затем прошептала:
– Может, и так.
Алан понимал, что должен немедленно проложить расстояние между ними, иначе он не сдержится и совершит какую-нибудь глупость, например заключит ее в объятия и исцелит ее боль своей любовью.
Он накинул плащ и пошел к двери.
– Пойду проверю лодку и твой каяк. Хочу посмотреть, нельзя ли из их останков слепить что-нибудь одно, способное плыть.
– Алан.
Ее тихий голос остановил его у самой двери. Она окликнула его еще раз, прежде чем он обернулся, чувствуя, что комок в горле достиг угрожающих размеров.
– Спасибо тебе.
Это чувство, захватившее ее, подчинившее ее себе, похоже на болезнь, подумала Дженни, когда дверь за ним захлопнулась. Оно пленило ее сердце и душу и уже стало угрожать самой жизни. Это чувство проникло даже в мысли. Название этой болезни – Алан. И, похоже, она неизлечима.
Дженифер медленно поднялась с постели, встала на пол, чувствуя боль во всем теле от синяков и ссадин, полученных во время бури. Она прошлепала к окну и стала глядеть вслед Алану, который, втянув плечи и слегка наклонившись вперед, медленно шел против ветра по направлению к берегу. Лицом к лицу со стихией он казался несгибаемым. Но он совершенно ясно и недвусмысленно дал ей понять – вчера резко и грубо, сегодня спокойно и ласково, – что у них нет никакого будущего. Умом она понимала это, понимала и принимала мудрость его решения. Он появился здесь на время. Он здесь чужой, как появился, так и исчезнет. Она знала это, но почему-то постоянно об этом забывала.
Она прижалась лбом к холодному стеклу и стала размышлять о непостоянстве судьбы. Судьба привела к ней Алана. Она же заберет его обратно, как всегда забирала у нее все, что ей было дорого: маму, отца, «Кедры».
Ну что ж, ее проблемы это ее проблемы, они не имеют к нему никакого отношения. И она не решит их, если станет хандрить или, как правильно заметил Алан, убегать от них.
Дженни отвернулась от окна. Он прав. Пока не утихнет ветер, им придется остаться здесь, на острове. Даже если лодку удастся починить, плыть на этом ненадежном суденышке по бурным водам озера чистое безумие и ненужный риск. Можно поспорить на что угодно, что в ближайшее время больше никто не появится на острове. Пройдут дни, прежде чем кто-нибудь их хватится. Когда же обнаружат их пропажу и сообразят, что они потерялись где-то на озере, нет никакой гарантии, что их сразу найдут – вдоль побережья разбросаны десятки островов. То, что Алан нашел ее, просто невероятное везение, улыбка судьбы.