Любовь на все времена

Смолл Бертрис

— Госпожа Марджалла, я принес замечательное известие. Она повернула голову и, взглянув на него, спросила:

— И что это за известие, Джинджи? Однако она явно не заинтересовалась новостью.

— Нам выпала замечательная удача, госпожа Марджалла. Мы больше ни единой ночи не проведем здесь! Тебя сегодня вечером подарят принцу Явид-хану. Великий принц — новый посол Крымского ханства! Он не привез с собой гарем, потому что знал о замечательных невольничьих рынках Стамбула. Он собирается заводить здесь новый гарем. Ты будешь первой женщиной в этом гареме! Разве это не замечательно?

Ее серые глаза широко раскрылись от потрясения и горя. Она рукой закрыла рот, чтобы заглушить крик,

вырвавшийся у нее. Это он называет хорошим известием? Великий Боже, не может этого быть! Здесь, среди сотен женщин, она могла надеяться, что останется незамеченной до тех пор, пока можно будет выкупить ее. Она продолжала верить, что это обязательно произойдет, несмотря на уверения окружающих в невозможности этого. Конечно, ее выкупят, должны выкупить! А пока она хотела одного — оставаться незамеченной среди множества женщин султанского гарема. Она видела, какой громадный дворец султана и как многочисленны его обитатели. Ее надежды подкрепили хвастливые слова Омара, когда он вел ее и Джинджи в комнату Сейесте, о том, что в султанском гареме больше тысячи красавиц, которые только и ждут возможности попасть в постель султана Мюрада. Она готова была заплакать от облегчения, услышав эту чудесную новость. Она означала, что у нее есть возможность затеряться среди других женщин до тех пор, пока Конн не выкупит ее. А что он сделает это скоро, она не сомневалась.

Теперь она поняла, что снова попала в ужасное положение. Султан собирается отдать ее кому-то другому. А тут еще и Джинджи, такой счастливый от мысли, что она будет первой женщиной в гареме какого-то принца. Ее сердце колотилось, на какой-то момент перехватило дыхание. Потом ей пришла в голову мысль, что этот мужчина может оказаться стариком. А вдруг с ним можно будет договориться и объяснить ему, что ее семья заплатит за нее большой выкуп, если ее вернут целой и невредимой? Выкуп, на который он сможет купить себе женщин. Он должен будет выслушать ее! Он должен будет внять ее доводам! Как может она отдаться другому мужчине? Она — жена Конна. Ее муж любит ее так же, как и она любит его. Как может она вернуться к нему, если на ней будет лежать грех прелюбодеяния? Но что, если ее принудят совершить этот грех? Она не знала, что делать. Она просто не знала, что делать.

Джинджи по-прежнему что-то бормотал, не замечая ее отчаяния.

— Госпожа, жена султана приказала, чтобы ты пришла к ней, когда выйдешь из бани. Это великая честь. А самая большая честь, если бы тебя захотела увидеть мать султана, но это, конечно, невозможно. Нам так повезло, тебе и мне. Я и вправду поверил, что ты родилась под очень счастливой звездой. Великий Осман говорил тебе об этом? Ты ведь ничего не сказала мне о своем гороскопе.

"Не паникуй, — говорила себе Эйден. — Не страшись этого. Если ты не сумеешь держать себя в руках, все будет потеряно. Отвечай спокойно на его вопросы, не позволяй ему понять, что тебе страшно. Страх — это оружие, которое может быть использовано против тебя».

— Осман на самом деле предсказал, — спокойно ответила она, — что я недолго пробуду во дворце султана.

— Эй-й-й! Он знал! Он видел! Скажи мне, госпожа, что еще он видел? Станешь ли ты любимой женщиной принца?

— Этого он мне не сказал, — не удержалась от улыбки Эйден, несмотря на свой страх. Джинджи так откровенно выказал свое честолюбие.

— Ты покоришь сердце принца, я знаю, — сказал молодой евнух. — Я совершенно уверен в этом. Нам выпала удача, моя почтенная госпожа! Мы счастливчики!

Эйден решила, что ничего больше не скажет Джинджи. Он так откровенно поглощен своими планами на будущее, что делиться с ним надеждами на выкуп из рабства глупо. Он, несомненно, сделает все, что сможет,

чтобы не допустить этого. Когда она договорится с принцем, она постарается смягчить разочарование евнуха. Ведь у него появятся другие красавицы, которых можно будет превращать в фавориток принца. Она подозревала, что по размышлении он будет доволен таким поворотом дел.

Негритянка кончила свою работу и мелодичным голосом сказала Эйден:

— Госпожа, тебе можно одеваться!

— Я позабочусь о своей госпоже, — важно сказал Джинджи.

— Хорошо, — почтительно ответила негритянка. — Для госпожи уже принесли новые одежды. Пойдемте за мной.

Она привела их в большую комнату, где с помощью многочисленных служанок одевались другие женщины. Открыв встроенный в стену шкаф, негритянка достала бледно-голубые шелковые шальвары, такую же блузу и маленькую безрукавку из темно-синего шелка, расшитую золотой бахромой. К одеянию полагался узкий пояс из блестящих медных колец, похожих на золотые, с которых свисали стеклянные бусы темно-красного цвета, маленькая парчовая шапочка и такие же сандалии. Все это было отдано Джинджи, после чего негритянка поклонилась и вернулась в бани.

— Не думаю, — презрительно сказал Джинджи, — что это те одежды, которые ты должна надевать на сегодняшний вечер. Они недостаточно роскошны, чтобы предстать в них перед султаном.

— А что с моими платьями, которые сшили для меня в Алжире? — спросила Эйден.

— Они хороши, — ответил он, — и, конечно, сшиты из самой лучшей материи. Дей не осмелился бы посылать тебя в обносках. Но в основном это халаты. Дей одел тебя по моде Алжира. Он был уверен, что, когда ты завоюешь покровительство султана, тебя оденут должным образом во дворце султана. То, что ты будешь носить здесь, мало чем будет отличаться от этой одежды. — Он заговорил тише. — Говорят, султан Мюрад любит копить золото, а не тратить его. Он не беден, но известен своей алчностью так же, как и своей похотью.

Говоря это, он залез в карман своих широчайших штанов и вытащил щетку, которой стал расчесывать мокрые и спутанные волосы Эйден.

— Ну вот, — сказал он, окончив работу, — теперь ты можешь не стыдясь показаться жене султана, — и пошел из комнаты.

Эйден последовала за ним.

Она понятия не имела, куда они идут, но Джинджи, казалось, хорошо знал дорогу. Из бань они вышли в большой, выложенный плиткой коридор, потом быстро прошли другой, миновали какую-то дверь и множество узких переходов, последний из которых, по словам евнуха, назывался «коридором жен». Там Джинджи остановился перед большой резной дверью и почтительно постучал. Стражники, стоящие по обеим сторонам двери, не обратили на них внимания. Дверь открыла красивая рабыня. Джинджи сказал ей:

— Марджалле приказали прийти к госпоже Сафии. Рабыня отступила назад и впустила их в комнаты жены султана. Войдя, Эйден остановилась в изумлении. И в Алжире, и здесь, в Новом Дворце, она видела только бани и крошечные комнатушки. Она сама удивлялась, что гарем состоит только из бань и маленьких спален, где жили его обитательницы. Теперь она поняла, что ошибалась. Наверное, в этих комнатушках содержались женщины незначительные. Сейчас она стояла в огромной, великолепно украшенной комнате. Большие окна с одной стороны выходили в сад, впуская вечернее солнце. Стены комнаты украшали деревянные панели, на каждой из которых в традиционном стиле было нарисовано дерево в золоченом горшке, окруженное цветами. На потолке чередовались желтые и голубые итальянские изразцы. На одной стене был изразцовый камин с высоким, конической формы колпаком из чеканной меди. Деревянные полы устилали замечательные шерстяные ковры нежно-розового, темно-голубого и кремового оттенков.