Любовь на Женевском озере
Шрифт:
– Я хотел предложить мадемуазель зеленого чаю, – влез в разговор Цзян. – Целебного. Из той жестяной коробки, помнишь, дядюшка?
– Ах ты маленький негодник – опять влезаешь в беседу взрослых людей! – покачал головой хозяин лавки. – Вы хотите зеленого чаю, мадемуазель?
– Не знаю, – выдавила Дениза.
– Хорошо. – Ван Юн Линь снова склонился перед ней в церемонном поклоне. – Сейчас я его заварю. Подождите минутку.
Цзян показал на застеленное коврами небольшое возвышение.
– Садитесь сюда, мадемуазель.
– От кого? – слабо проговорила Дениза.
– От всякого зла, – серьезно ответил мальчик и так посмотрел на нее, что она невольно отвела глаза.
Похоже, он догадывается, что только что произошло – вернее, чуть не произошло – на мосту, подумала она. Неужели он что-то успел увидеть?
Старый китаец вышел из невысокого дверного проема, бережно неся фарфоровую пиалу с чаем.
– Прошу вас, мадемуазель. – Он подал ей пиалу и посмотрел на Цзяна. – А с тобой мы будем пить вместе из одной пиалы, молодой человек.
Дениза взяла небольшую, искусно расписанную пиалу. Изящные драконы на ее боках сражались с оскалившими зубы тиграми, а в воздухе вокруг них расцветали яркие лотосы.
– Это зеленый чай из провинции Хайнань, мадемуазель, – проговорил Ван Юн Линь. – В Китае он слывет самым целебным. Многие вообще считают его не чаем, а чем-то вроде лекарства. Он возвращает человеку бодрость, нормализует работу сердца, благотворно влияет на зрение, а самое главное, – он сделал многозначительную паузу, – улучшает настроение. Тот, кто его выпьет, обычно сразу чувствует себя счастливым и полным сил. Пейте, пожалуйста. – Он сам сделал большой глоток и передал пиалу Цзяну.
Дениза поднесла фарфоровую пиалу к губам и сделала глоток. Чай оказался терпким, напоенным какими-то непривычными ароматами. Непривычными, но очень приятными. Действительно, необычный напиток. И, похоже, на самом деле бодрящий.
– Ну как, нравится? – Ван Юн Линь улыбнулся. – Пейте, не стесняйтесь. Если надо, я заварю еще.
– Спасибо, – прошептала Дениза. – Думаю, мне хватит.
– Вам стало теплее? – подал голос маленький Цзян. – А то я боялся, что вы замерзли там, на мосту. – Он внимательно смотрел на девушку.
– Все в порядке, – проронила она. А ведь мальчишка, может быть, спас меня от смерти, вдруг пронеслось у нее в голове. Только не говорит об этом – ни словом, ни даже намеком. Но не зря же он появился на мосту...
Пиала опустела. Дениза поставила ее на небольшой табурет и поднялась.
– Спасибо. Замечательный чай! Мне было очень приятно. А сейчас мне надо идти.
– Подождите минутку, пожалуйста. – Ван Юн Линь умоляюще посмотрел на нее и исчез. Через мгновение он вернулся с небольшим бумажным пакетиком в руке.
– Держите. Я отсыпал вам немного чая. Заварите, когда будет настроение. – Он широко улыбнулся. – Вернее, когда его не будет.
– Спасибо, – пробормотала Дениза.
– И
Паскаль Авениль сидел на террасе ресторана «Ля мер» в Малабо, столице Экваториальной Гвинеи, и не отрываясь смотрел на океан.
Точнее, это был не океан, а Гвинейский залив. Атлантический океан начинался уже потом – через сотни километров западнее. Но, поскольку на берега Гвинейского залива выходило больше десятка стран, его смело можно считать океаном.
– Что-нибудь еще, месье? – Вышколенный официант, выросший на террасе возле стола, с надеждой смотрел на него. – Что-нибудь еще, месье? – повторил он.
Паскаль вздрогнул.
– Нет-нет, больше ничего не надо, – пробормотал он. – Спасибо.
Официант отошел, а Паскаль, словно утопающий за соломинку, схватился за свой стакан с недопитым коктейлем. Коктейль стремительно нагревался в слишком теплом тропическом воздухе, его надо было или выпить сразу, или заказывать новый, холодный, но Авенилю, по правде говоря, было совсем не до коктейлей. И не до ресторанов.
Существовал, пожалуй, лишь один ресторан в целом мире, куда он желал бы попасть. Тот, в котором он когда-то ощущал настоящее счастье. И не только счастье, но и предвкушение настоящего чуда.
К сожалению, этот ресторан находился слишком далеко от него. На берегах другого водоема, который тоже можно было считать почти морем, – Женевского. Но Паскаль сомневался, что если даже он попадет туда, то сможет снова испытать то, что хранилось в его памяти как минуты непередаваемого счастья и безграничного блаженства.
В одну и ту же реку нельзя войти дважды. А человеческие отношения – это не какая-то фарфоровая ваза, которую, даже разбив на тысячи кусков, можно все-таки склеить и она будет выглядеть как новая. И, возможно, будет даже крепче, чем прежде, – такие теперь изобрели клеи. Но человеческие отношения – это не фарфор. Если они когда-то были разбиты, восстановить их невозможно. Почти никому это не удавалось. А магия любви действует лишь в течение очень короткого времени, чтобы потом исчезнуть без следа.
Дениза... Ее лицо неотрывно стояло перед глазами Паскаля. И только когда он занимался научной работой, когда исследовал под микроскопом штаммы опасных вирусов, когда колдовал над бесчисленными колбами и ретортами, когда нащупывал пути к победе над этой нечистью, память о Денизе на время отступала.
Чтобы потом с удвоенной силой вернуться вновь.
Наваждение? Да, это было своего рода наваждением. И, может быть, даже проклятьем... Но Паскаль ничего не мог с этим поделать. Это было сильнее его. Куда бы он ни ехал, эти мысли и чувства все равно оставались с ним. И настигали его в самый неподходящий момент.