Любовь нас выбирает
Шрифт:
— Ты обещал мне утро любви, а на самом деле, что? Динамо, ты, Зверь. Что ночью было? Я проснулась голая, растрепанная, с твоей рукой на животе? Что было-то? Макс, Макс, — она меня терзала. — Динамо-Зверь, сексуально-озабоченная машина, эксплуататор спящих кукол, — хохотала и щекотала волосами мне лицо, лежа на любимом муже, как на пляжном лежаке. — Максим, Максим, Максим?
— Ну что, кукленок? — пытался переворачиваться на спину, но Надежда определенно потяжелела и не поддавалась. — Сейчас ты хочешь сверху быть?
А
— Любимый?
— М-м-м, кукленок, я — само недремлющее внимание.
— У меня тоже есть для тебя подарок, муж, — внезапно прошептала. — Хороший, тебе понравится. Я уверена!
— М-м-м. Это даже интересно, Найденыш. Что у тебя? Надь, пожалуйста, — тогда я предпринял еще одну попытку на разворот, да только все без толку. — А как я увижу твой подарок, если ты меня со всех сторон заблокировала, в тиски свои взяла и тельцем замуровала? А? Имей совесть, кукла! Чем пахнет? Не пойму. Это что-то сладкое и вкусное?
Она сварила кофе и где-то взяла теплые сдобные булочки! Я не сообразил тогда, как это все возможно, ведь Морозова в своей жизни в руках не держала ничего тяжелее той самой собственной вилки или ложки, или своей любимой фотокамеры, а тут вдруг:
— Надька, в комнате определенно витает запах выпечки? Это твой подарок? Ты освоила кулинарное искусство, кукла?
— Угу. Так и есть, муж. Освоила! С отличием! Издеваешься, Зверь? Подкалываешь так?
— Не понял, ты сама, что ли?
— Макс, не наглей, пожалуйста. Сказала же, что нет! И это — не подарок. Ты ведь прекрасно знаешь, что кухня — это абсолютно не мое. Я только кофе приготовила и то, наверное, ты сейчас плеваться будешь…
— Его испортить нельзя, кукленок.
— Ну, это, если нет таланта, а у меня…
— Да-да, у тебя его с лихвой. Надь?
— У?
— У меня тут под рукой, по-моему, футляр для драгоценностей? Тебе что-то не понравилось или не подошло? — я сонным взглядом осматривал подозрительную и незнакомую коробочку.
Она ослабила свою хватку и, наконец-то, встала с меня:
— Открой, пожалуйста! Посмотри, а потом скажешь, что ты об этом думаешь.
Жена отползла тогда на самый край кровати и уселась по-турецки напротив меня. Я открыл быстро, а вот разглядывал долго и, если честно, ни хрена в тот торжественный момент не понимал. Какая-то фигня, похожая на электронный термометр с подозрительной наскальной надписью в виде ярко-синего креста. Я крутил его и так, и этак, а потом… Прелестно, Макс, ты — стопроцентный недоразвитый болван! Кукла все это мое задумчивое время молча наблюдала и просто загадочно улыбалась.
Она беременна, Максим! Ну, очевидно же, дебил! А эта штука в «коротко стриженном» футляре — использованный тест с охренеть каким положительным результатом.
— Надя, — я голос потерял, слабенько что-то скулил и клянчил, — Надь… Наденька… Это ведь то, что я думаю, кукленок? Этот крестик означает, что ты, детка…
— Я в положении, муж. Не знаю, как давно, но по некоторым ощущениям — два месяца. Мне так кажется или просто этого так сильно хочется. Согласись, было бы прикольно родить малютку в один день с его отцом. Я…
— Давно знаешь, кукла?
— Нет! Сегодня только сделала, пока, — она подкрадывалась ко мне, словно львица, готовая к нападению на слабенькую жертву, — ты спал, Максим. Это я хотела сделать втайне от мужа. Не обижаешься?
— Нет, конечно! Я счастлив! Твою мать! Как на такое можно обижаться, тем более что это…
«Надо делать самостоятельно и в тишине!». Я помнил все, что она мне тогда в ту нашу ночь исповедей и откровений рассказала. Все-все, до жалкой запятой!
— Кофе? — она одной рукой протягивала мне очень интересную маленькую чашечку на белом блюдце, а другой — отломанный кусочек выпечки, по-моему, со сливой.
— Это что?
— Булочка с вишней, Макс, как ты любишь. Для тебя! Цветы дарить мужчине — глупо, а вот насытить его желудок…
— Иди-ка, куколка, сюда. Я хочу кое-что другое сейчас попробовать и буду к своей добыче беспощаден! Держись!
Вот так впервые я стал отцом!
— Сашка, слышишь? — подмигиваю сидящей в детском креслице полуторогодовалой дочери и предлагаю ей на гибкой мягкой ложечке морковно-яблочное пюре. — Давай-ка, мой пельмешек, скушаем за маму. Где же наша мама? Где наше солнышко? Где твоя куколка? А? Так, Сашка, вкусно же…
Тем более, что пюре не из банки, а натуральное, собственноручно сделанное — только что перетер, взбил и немного проварил. Вот вредина! Плюется-кривится! Такая же, как и ее мамочка! Аристократическая школа, твою мать!
— А хочешь кофе? Еспрессо, капучино, мокко? Шоколад или мороженое?
Малышка улыбается и, по-моему, даже качает головой! Прелестно! Истинная дочь своих родителей.
— Рановато, пельмешек. Но, поверь, я полностью понимаю и поддерживаю твои желания, — при этом пробую, что вынужденно ест ребенок. — Твою ж налево! Какая-то бурда. Малыш, как ты это ешь? Погоди, сейчас папка сделает вкусняшечку.
Вот она — моя доченька, Александра Максимовна Морозова! Имя выбрали с женой одновременно, не сговариваясь. Надька пискнула, когда малышка в первый раз взяла в рот предназначенный ей по праву сосочек, и прошептала: