Любовь нас выбирает
Шрифт:
Подхожу к стене и прикасаюсь ладонями к лицу жены.
— Люблю тебя, Надежда. Слышишь, кукла?
И на одно мгновение, по-моему, отчетливо слышу:
— И я люблю, Максим…
Да уж публика собралась знатная перед городским родильным домом! Мои родители — мама, папа, младший брат, на видеосвязи непрерывно щебечущая и поздравляющая Наташка, потом, конечно, Прохоровы — Андрей и тетя Галя, опять Шевцовы — дядя Ярослав, его жена, двоюродная сестра Татьяна и Игорь — ее родной младший
— Привет, крошка! — моя мама заглядывает через мое плечо в голубой выписной конвертик. — Здравствуй, сынок! Надюша, поздравляю…
Надька сонная, уставшая, но счастливая! Все читается на ее лице. Кукленок улыбается, ко всем не спеша подходит, протягивает руки, обнимает, берет цветы, затем букеты раздает врачам, медсестрам, с некоторыми о чем-то даже говорит, потом хохочет, говорит «спасибо». А я, как заведенный, про себя в десятый раз твержу:
«У нас с женой родился сын! Сын! Братишка, родной человечек и дружок, для маленькой красотки Александры!».
— Макс, слышишь? — Андрей осторожно касается моего плеча, посматривает на новорожденного и шепчет в ухо. — С именем не затягивайте, мы с Галкой просим только об одном. Не выдумывайте там, лады, зятек?
— Илья. Мы с Надей давно все обсудили. Это наш маленький Илья, Андрей. Илья Максимович Морозов, наш с кукленком младший сын.
— Илья и Александра! Морозовы! Прохоровы! Поздравляю, Макс…
Вы верите в Любовь? Как в чувство! То самое, которое не подчиняется земным законам, если по-прежнему считать, что истинные браки совершаются исключительно на Небесах. Речь идет не о женском имени, а о чем-то божественном, волшебном, неземном, потустороннем. Да и не про судьбу сейчас толкую — я вот лично в свои пока еще не слишком возрастные годы не знаю до сих пор, что это вообще такое! И если уж совсем откровенно, то судьба-злодейка однозначно не пощадила меня.
А вот Любовь! С ней я повстречался еще мальчишкой — было мне… Четыре года! Тогда, в том огромном магазине, я сразу, безошибочно, выбрал своего отца:
«Макс, Надька, детвора, — молодцы, ребята! Поздравляю! Марина, все — баста! Ухожу на пенсионный покой! Пусть Смирный сам с огнем воюет, спит, играет!».
А в семь с небольшим я встретил свою единственную девочку… Её! Или она сама пришла ко мне — все это слова и бесполезная риторика, но… Любовь однозначно и безошибочно выбрала меня! Ее! Нас! Выбрала и не отпускала — и вот тот самый положительный результат.
Сейчас, держа на руках своего маленького сына, следя за медленно передвигающейся женой, за улыбками родных, слыша их добрые слова пожеланий и искренних
— Максимочка, — Надя приподнимается на цыпочках, шепчет в ухо и одновременно с этим поправляет завернувшийся уголок у сына. — Хочу домой к Сашке, к нам, к… Тебе! Может быть, уже поедем? Устала очень. А?
— Хорошо.
— Там так тихо, тепло, уютно. Там наша дочечка… Макс, я очень хочу к семье.
Любовь или у Надьки материнский инстинкт так бешено играет? Предпочитаю на сейчас думать, что и то, и то.
— Давай, кукленок, тогда усаживаемся в машину. Ты с Илюшкой на заднее сидение, там все подготовлено. Давай-давай, — подталкиваю осторожно полусонную жену к машине и тут же говорю. — Родители, ребята, мы, наверное, уже поедем. Там Сашка и юные Смирновы с ней. Поэтому…
Прощаемся, обнимаемся, целуемся, а батя, отведя меня в сторону, подмигивая, задает вопрос:
— Я оказался прав, Максим?
— В чем, отец?
— Что все, что с тобой случилось — не приговор, ты помнишь? — отец вспоминает наш первый разговор в своей машине в день моей свободы. — Все, через что прошел — не приговор, не кара, не долбанное возмездие, а всего лишь новый шанс и правильно сделанный свободный выбор…
И не поспоришь, твою мать! Отец, как всегда, прав.
— Пап, я часто вспоминаю нашу ту ночную беседу…
— Какую из, Макс? У нас их с тобой было до хрена.
— Ну, про выбор, помнишь? Постоянно твои слова в мозгах прокручиваю.
— Макс, я так много языком размахиваю, что, если честно, — вижу, что старается сориентироваться, но пока не получается, — скажи прямо, как есть. О чем тот разговор хоть был?
— Любовь нас выбирает! Помнишь?
— Угу, — отец прищуривается и резко замолкает.
— Пап, это не наказание. Все, что было, через что мы с кукленком прошли, где были, каких людей встречали, куда бежали друг от друга. Это все было и останется с нами, как история, как память… Вместе и навсегда! Понимаешь, я не злюсь больше, я люблю свою семью, жену, детей, и, — усмехаюсь, — счастлив. Счастлив, что выбрал вновь ту же самую.
— Любовь? — отец заканчивает за меня то предложение.
Не говорю, но утвердительно с улыбкой на лице киваю!
Любовь… Которая кому-то в наказание дана, кому-то адской мукой стать может вместо рая*, а для меня — она, всегда одна, одна-единственная… И однозначно та же самая!
*Порой любовь, как ночь темна и адской мукою она стать может вместо рая (стихи Леонида Дербенева) — здесь вольная трактовка, но и Максим наш не поэт.