Любовь навылет

Володина Таня

Она произнесла своё нелепое признание и тут же почувствовала облегчение. Пусть он знает! Пусть учитывает этот факт, пусть страдает вместе с ней.

— Это что ещё за бред?

— С того дня, как ты спас оленя, я только о тебе и думаю. Даже не думаю, нет, ты просто стоишь у меня перед глазами. Для меня пятница — самый плохой день, потому что впереди выходные, и я тебя не увижу. А когда ты улетаешь в командировку, я так скучаю, что даже аппетит пропадает.

— Какие глупости, — сказал Оленев в стену.

—

Да знаю я! — Даша плеснула воды в лицо. — Спасибо, что терпишь мои выходки, для меня это много значит. Ты очень добр ко мне. Я постараюсь вести себя прилично, обещаю. — Она вздохнула: — Теперь, когда ты всё про меня знаешь, может, у нас получится что-то вроде дружбы? Я слышала, геям нравится дружить с женщинами, которые в них влюблены.

Он издал какой-то звук — то ли смешок, то ли вода в нос попала. В ожидании ответа Даша сверлила взглядом мокрую спину. Наконец, не выдержала и тронула пальцем ложбинку:

— Чёрт, ну почему я не мальчик? Ты бы не игнорировал меня.

Оленев повернулся. Кончик его потяжелевшего члена провёл влажную черту по бедру Даши и упёрся ей в лобок.

— Меня вполне устраивает твой пол. И я согласен с тобой дружить. Проблема не в этом.

— Ты не гей… — прошептала Даша, не сводя глаз с члена, который продолжал твердеть и набухать.

Оленев прикрыл его рукой и отвёл в сторону:

— Даша, у нас всё равно ничего не получится.

14. Я тебе верю

Вокруг них клубился пар, ступни заливала вода, в голове стучало «бум-бум-бум». Даша спросила:

— Почему?

— Потому что я не хочу испортить тебе жизнь. Мне тридцать четыре года, и чего я добился? Разрушил карьеру, потерял друзей и жену. Люди брезгуют подать мне руку, а те, кто остались со мной, всё равно думают, что я извращенец. На работе меня держат из жалости: я гожусь только платёжки подписывать. Даша, я не хочу вовлекать тебя в эту грязь. Ты пожалеешь, что связалась со мной.

— Не пожалею, — Даша потянулась к нему, положила руки на плечи. — Матвей, это всё неважно, главное — я хочу быть с тобой.

— Нет, это очень важно. Ошибёшься — будешь жалеть всю жизнь, я через это проходил.

— Этого не случится! Мне не нужен никто, кроме тебя. Что мне сделать, чтобы ты мне поверил?

— Я тебе верю.

— Тогда что тебя останавливает?

— Я боюсь снова ошибиться, — признался он. — Сделать больно тебе, себе, кому-то ещё. Не знаю, как ты, но я свой лимит ошибок исчерпал. В этот раз я хочу поступить правильно, а не… — он запнулся, но закончил фразу: — не как тот немец.

— Какой немец?

— Который врезался в Альпы три года назад. Сто пятьдесят трупов… — Оленев провёл ладонью по лицу, словно отгоняя видение лётчика-самоубийцы, направившего самолёт в гору. — Поэтому давай притормозим и попробуем мыслить трезво…

Даша

встала на цыпочки и накрыла его рот губами. Он заткнулся, а через мгновение притянул её к себе и начал целовать — быстро, крепко, жадно. Уступая натиску и млея от мысли, что он тоже её хочет, что он больше не в силах отрицать свои чувства, Даша откинула голову и подставила шею и плечи под град поцелуев. На лицо ей лилась вода, в ушах звенело. Звенело. Звенело. Это звонил телефон в раздевалке! Она вспомнила, зачем пришла в душевую. Оттолкнула Оленева и, задыхаясь, сообщила неприятную новость:

— Матвей, я совсем забыла! Там случилось какое-то ЧП! Тебя разыскивают директор и Нина Петровна. Она позвонила мне и попросила тебя найти…

Он тут же отпустил её и поспешил в раздевалку. Даша постояла под душем, успокоилась и тоже вышла. Оленев торопливо натягивал джинсы на влажное тело:

— В Ты-Ю разбился вертолёт МИ-8. Предположительно из-за обледенения. Мне нужно идти, — он подошёл к ней, протянул полотенце: — Даша, извини, если я…

— Всё в порядке, иди, не жди меня. Пострадавшие есть?

— Пока неизвестно.

* * *

В посёлке Ты-Ю при взлёте упал МИ-8. Экипаж и четверо пассажиров выжили. Даже беременная женщина, за которой и вылетел вертолёт санавиации, благополучно разродилась, но ЧП уже попало во все новости и требовало немедленного расследования. Ночью Оленев провёл по скайпу несколько совещаний, дал интервью местному телеканалу и долго разговаривал с пилотом. Сначала Даша ждала, когда Оленев освободится, потом задремала на диване и не заметила, как под головой у неё появилась подушка, а на плечах — шерстяное одеяло.

Проснулась от солнечных лучей, бьющих прямо в глаза. Зато свайная машина замолкла и больше по ушам не била. Какое прекрасное утро! Первое из тех сотен и тысяч, что им предстоят.

В комнату зашёл Оленев. В одной руке он нёс стакан кофе, а в другой — тарелку каши с булочкой на краю. Поставил всё на стол и достал из кармана мини-упаковку масла, джема, пакетик сахара и столовую ложку. Даша села на диване, улыбнулась:

— Это мне?

— Тебе, — ответил Оленев. — Я позавтракал ещё в пять утра, а сейчас сходил за кофе. Заодно и кашу тебе прихватил. Ты любишь кашу?

— Люблю, — её улыбка стала шире и завлекательней. — Из твоих рук — всё что угодно. Я даже «Силу жизни» пила, а в ней шестьдесят градусов.

Даша высунула из-под одеяла ноги и кокетливо пошевелила пальцами. Оленев хмыкнул:

— Не больше сорока. И, Дашенька, я бы с огромным удовольствием запер сейчас дверь, зашторил окна и… — он с трудом оторвал взгляд от её ног. — Но не получится. Меня ждёт директор порта, а тебя — представитель Минобороны. Через пятнадцать минут в комнате переговоров. Понятия не имею, где это. Ты найдёшь?