Любовь навылет
Шрифт:
— Эти нелепые чудовищные подозрения — и есть твоя благодарность?! Ты думаешь, Эдик — псих, способный устроить катастрофу из ревности?
— Но…
— Девочка, ты слишком высокого о себе мнения! Да, мой сын по уши в тебя влюблён, но голову он не потерял. Это, скорее, ты потеряла голову на почве безответной и, я бы сказала, безответственной страсти к Матвею.
Это был чувствительный удар. Даша и не предполагала, что её интерес к Оленеву настолько очевиден.
— Но Эдик…
— Эдик никогда не причинит вреда Матвею, — отмахнулась Нина Петровна. —
— Но один раз он уже сделал это! — воскликнула Даша. — Спровоцировал ЧП! Навредил Оленеву так, что тот до сих пор не может оправиться. Вы помните прерванный взлёт?
Нина Петровна уставилась на Дашу с выражением крайнего удивления, смешанного с омерзением. Даша продолжила, стараясь говорить спокойно и аргументированно:
— Я сегодня разговаривала с Федей Стародубцевым, и он рассказал мне правду. Перед полётом к нему подошёл Эдик и сказал, что в юности Матвей пытался его изнасиловать. А Федя же гомофоб — это всем известно! Он не выдержал, и во время взлёта ребята поссорились. Если Эдик один раз подставил Матвея, то где гарантия, что он не устроит что-то подобное на воркутинском рейсе?
— Что за бред? Федя что-то напутал. У Эдика не было мотивов для такого дикого поступка.
— Были!
— Какие?
— Помните, вы мне рассказывали, как Эдик влюбился в шестнадцать лет? Так вот, это была не женщина. Это был мужчина. Матвей Оленев.
— Нет, это уже чересчур…
Нина Петровна вернулась за стол и села в кресло. Скомкала командировочное удостоверение в тугой шарик и бросила в мусорное ведро.
— Мне жаль моего бедного сына, — сказала она, глядя в окно, — второй раз он влюбился в какую-то мразь. Чтобы к вечеру на моём столе лежало заявление об уходе. Ты меня поняла?
— Вы мне не верите? — сокрушённо спросила Даша.
— Я верю своему сыну. Когда ты зашла, мы разговаривали по телефону. Его смена закончилась пятнадцать минут назад, он едет на велосипеде домой.
— Хорошо, я вас поняла. Я вечером напишу заявление.
На негнущихся ногах Даша вышла из кабинета и сползла по стеночке. У неё не было сил куда-то бежать, о чём-то просить, чего-то добиваться. По щекам текли слёзы и капали на грудь, но Даше было всё равно.
Швабра толкнулась ей в ноги:
— Двинься, Лейла моет пол. Всё будет тоза кардан, чисто-чисто. Иди-иди.
— Мне некуда идти.
Лейла отложила своё средство труда и тоже присела на корточки, свесив руки в жёлтых перчатках между колен:
— Как это? Всем надо куда-то идти.
Даша вздохнула:
— Вообще-то мне надо на самолёт, рейс КА 221, но меня туда не пускают. Да и улетел он, наверное.
— Не улетел. Стоит.
— У меня нет документов, чтобы на него попасть.
— Ты хочешь в Воркуту? — поинтересовалась Лейла, выдавая свои познания в расписании.
— Нет, я хочу поговорить с Матвеем. Он пилот,
Лейла кивнула. Даша продолжила:
— Я люблю его — Матвея в смысле. Мне нужно сказать ему что-то очень важное. Это вопрос жизни и смерти.
Лейла поднялась и протянула Даше руку:
— Пойдём. Я знаю, как пройти на самолёт без документов.
39. Второй пилот
Лейла потащила её не к стойкам регистрации и даже не к служебному входу в аэропорт, а совсем в другую сторону. Они прошагали с полкилометра и остановились у неприметного КПП на однополосной асфальтированной дороге. Проезд перекрывали два мощных шлагбаума, многочисленные предупреждающие знаки и высокие ворота. Вероятно, дорога предназначалась для выезда на лётное поле какого-нибудь служебного транспорта. Даша никогда не обращала внимания на этот КПП, хотя он располагался не так уж далеко от аэропорта.
Лейла взяла её за руку и провела внутрь здания. Навстречу им поднялся дежурный в форме. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы узнать в нём родственника Лейлы или, как минимум, её земляка: раскосые глаза, смуглая кожа, высокие азиатские скулы. Он положил руку на кобуру с таким грозным видом, словно у него был приказ стрелять на поражение без ритуальной фразы «Стой, кто идёт?». Даше захотелось поднять руки вверх, но Лейла загомонила на таджикском и грудью начала теснить дежурного с дороги. После минуты экспрессивных препирательств парень убрал руку с кобуры и отступил в угол помещения:
— Беги, — сказал он, выглядывая из-за плеча своей упрямой и решительной родственницы. — Я тебя не видел, меня Лейла отвлекла.
Даша благодарно кивнула и, не сумев найти подходящих слов, выскочила на улицу. Поддёрнула узкую юбку и припустила по рулёжной дорожке к одиноко стоящему «боингу». Её каблучки звонко стучали по бетону, швы на юбке трещали от широкого бега, волосы развевались за спиной.
На верхней ступеньке трапа её встретила Аллочка — с идеальной укладкой, безупречным макияжем и в изумительно сидящем форменном костюме. Длинную шею украшал шёлковый шарфик.
— Дарья? — удивилась она. — Так это тебя мы ждали? Я думала, шишку какую-нибудь из администрации, а тут ты. Привет, проходи!
— Наверное, меня, — призналась Даша, цепляясь за перила и переводя дух. — Но я всего на минутку, есть разговор к Матвею Ивановичу. Очень важный.
— Ну, если важный, то тебе прямо и налево, — улыбнулась Аллочка, пропуская Дашу в самолёт. — Они ещё не заперлись.
Придерживаясь ладонями за стены, чтобы не оступиться на дрожавших от пробежки ногах, Даша заглянула в кокпит. В кабине было жарко, солнечно и намного теснее, чем ей представлялось. Слева сидел Илья Михайлович, с рыжими усами и выскобленными до блеска щеками, справа — Оленев, без форменного кителя, в белой рубашке с короткими рукавами, и в солнечных очках.