Любовь не терпит отлагательств
Шрифт:
– Ир, ты чего? Что-то не так?
– Что? – я словно очнулась, и из темноты передо мной вынырнуло его лицо. – Ой, да, конечно! – невпопад ответила я.
– Задумалась слегка!
Я обворожительно улыбнулась, и мы продолжили танец.
Середина мая ознаменовалась рождением малюсенькой хорошенькой Кристиночки. Люба показала мне ее по скайпу. Счастливый отец порхал и кудахтал вокруг жены и дочки, предупреждая любые их прихоти. Я налюбоваться не могла на такую идиллию, и каждый раз посылала воздушные поцелуи этой замечательной семье.
– Ну так
– Ну конечно! Конечно! – смеялась я. – Я тебе уже это третий раз говорю.
– Вот минут сорок дней – и сразу в церковь. Так что готовься.
– Не вопрос. У меня и сессия уже закончится к тому времени. Не волнуйся, как закончу учебу – сразу к вам. Еще и Вовку с собой приволоку.
– Вот и здорово, - улыбалась Любаша. – Я и маме звонила, но у нее спину сильно хватает. Радикулит, наверное.
– Ох, бедная! Но что-то мне подсказывает, что тетя Маша обязательно подлечится и приедет ради такого случая.
– Ну да. И она так же вот храбрится.
– Ой, Любаш, давай завтра поболтаем! – вдруг вспомнила я. – Мне еще курсовую надо до ума довести, а то в сроки не уложусь. Это же будет катастрофа! Я же на красный диплом иду!
Сессию я сдала, как всегда, с блеском. На следующее утро состоялась церемония вручения дипломов выпускникам – среди них и наш Глеб. В тот же вечер была запланирована большая вечеринка дома у Глеба, родители которого часто отсутствовали, предоставляя сыну полную свободу действий. Туда набилось столько людей, что и протолкнуться нельзя было: почти весь пятый курс выпускников и мы с Маришкой. Гам стоял невообразимый. Музыка разрывала барабанные перепонки, спиртное лилось рекой, квартиру наполнял туман от выкуренных косяков, все кричали, галдели, смеялись; кого-то уже рвало в ванной, кто-то спал на родительской кровати, кто-то танцевал, подпевал, прыгал, устраивал соревнования за титулы крутости в различных номинациях: кто плюнет дальше всех; кто выпьет за четыре секунды пол-литровую кружку пива; кто разобьет головой тройной стеклопакет…
К двенадцати стало поспокойнее. Большая часть гостей разъехалась по клубам, а мы – я, Глеб, и еще пятеро его однокурсников – остались у него, развалились на полу в подушках и курили кальян.
– Ох и вечерок выдался! – расслабленно вздохнул Глеб, полулежа подле меня и опираясь на один локоть. – Вот я и вырвался из универа. Без отличия, правда, как некоторые метят, - он игриво ткнул меня в бедро. – Но устроиться кой-куда могу.
На его лице блуждала блаженная полуулыбка.
– Поздравляю, - еще раз произнесла я, хотя еще днем, после награждения бросилась ему на шею в числе первых поздравляющих. – Уже есть идеи?
– Идеи всегда какие-то да есть, - заявил он менторски. – И перспектив куча. И подработка никуда не денется.
– Ты так и не хочешь признаться, где работал все это время? – улыбнулась я.
Я сидела на подушке, а он полулежал рядом, и мне то и дело приходилось скашивать на него взгляд.
– Нет, Ирусь, я хочу остаться для тебя загадкой, - сверкнул он белозубой улыбкой.
– Твое право, - пожала я плечами, на самом деле не слишком
– Но это же не значит, что на этом наша дружба оборвется! – серьезно посмотрел Глеб на меня, задрав подбородок. – Я этого не допущу, и не надейся вот так влегкую от меня отделаться. Наоборот, я думаю, наша дружба окрепнет и повзрослеет. Мы теперь будем гулять не как молодежь, а как взрослый, умудренный сединами мужик и глупая малолетняя студентка.
Я засмеялась и хлопнула пальцами его по руке, а он продолжал с издевкой ухмыляться.
– Разве я тебя брошу? – снова серьезно заговорил он. – Я несу за тебя ответственность. Я всегда примчусь на помощь по первому зову, так и знай. На нас наши разные роды занятий не повлияют, я уверен.
– Это хорошо. Я к тебе ужасно привыкла за эти месяцы.
– И не говори. Такое ощущение, словно мы с детства вместе чудили.
– Я за всю свою жизнь ничего не вычудила, - с улыбкой возразила я.
– Ну и зря. Живи сегодня. Ты кроме учебы ничего не видишь и не воспринимаешь. В твоем возрасте и при твоей внешности нужно брать от жизни все.
– И это все я возьму посредством работы и самодисциплины, - кивнула я, как всегда упираясь, чтобы отстоять свою точку зрения.
– Да что ты там возьмешь! – безнадежно махнул он рукой. – Зависть старых обрюзглых жаб в растянутых шерстяных кофтах и бифокальных очках, которые сидят в ученом совете и ждут, пока перед ними не появится глупая молодая муха, развешивающая ватманы с графиками и статистикой, чтобы ее проглотить с потрохами?!
– Ого! – только и сказала я.
– В сорок лет ты оглянешься вокруг себя и поймешь, что за усердной работой не нажила ни друзей, ни близких, ни семьи, ни мужа, ни детей, ни собаки, ни хомяка в клетке с колесиком!
– Я понимаю и принимаю твои доводы, - хмуро сказала я. – Но сейчас карьера – смысл моей жизни. У меня нет времени на свидания и поездки на Казантип с друзьями. Хотя весной я все же попыталась встретиться с одним парнем, но ничего хорошего из этого не вышло. Зато видела, как ты «берешь от жизни все»! Например, длинноногую «вешалку» в клубном туалете!
Глеб на мгновение задумался, но тут же расплылся в самодовольной ухмылке:
– Я надеюсь, ты имеешь в виду девушку, а не настоящую вешалку! Неужели ты меня с ней застала?
– С кем? С девушкой или с вешалкой? – окончательно растерялась я.
– Да с любой из них! – громко рассмеялся он.
– Ты меня запутал! – взвизгнула я, приложив ладонь ко лбу.
Сидящие в кругу вокруг кальяна ребята не обращали на нас внимания.
– Это ты меня с Ликой видела, - сказал Глеб.
– С кем?
– Как ты верно заметила – вешалка из модельного агентства. Классная телка, - причмокнул он губами. – Но в голове муссонные ветры свищут. Зато что она в постели творит! – он закатил глаза. – Никакого ума не надо! Пусть хоть вешалкой будет, хоть табуреткой! В сексе ей вообще равных нет. Мне и делать ничего не надо было – только молчи и удовольствие получай! Правда, она недели три назад в Европу укатила работать, но ничего. Не она первая, не она последняя!