Любовь не выбирает

Гарриетт Джилл

Он не боялся того, что ему придется заплатить, но ужасно жалко было девушку, работе которой он невольно помешал.

— Мистер, — грозно начал парень, который, судя по всему, был главным.

— Простите меня, — быстро перебил его Ральф, — это полностью моя вина. Я возмещу все убытки. Вот моя визитная карточка. Думаю, что мы все решим без проблем и без промедления. Мне очень жаль.

Парень внимательно читал имя этого странного человека, который даже не стал спорить, хотя мог бы перевернуть ситуацию и отвечать пришлось бы им. Когда он понял, чье имя он только что прочитал, лицо его даже засияло. Перед ним был сынок мистера Грина, который фактически являлся владельцем телекомпании. Значит,

им сегодня невероятно повезло… Вот только эта девчонка… Она…

Он не успел додумать до конца, как услышал возмущенный голос Шэрон.

— Черт побери! Рон! Я тебя убью! — налетела она, не притормозив. — Ты будешь вечно глазеть на сиськи или займешься делом? В который раз ты срываешь репортаж? Или ты специально издеваешься надо мной?

— Прости, любовь моя, — торжествующе остановил ее Рон, — но в этот раз претензии не по адресу. Да и подходящих сисек здесь нет… Посмотреть не на что.

Шэрон отлично поняла, что он имеет в виду ее скромную фигуру, но ей было глубоко наплевать. Этот урод, которого ей навязали в редакции, не умеет ничего, кроме как говорить сальные комплименты всем бабам подряд и раздевать их своими противными масляными глазками.

— И кто же на этот раз виноват? Господь Бог? — язвительно спросила Шэрон.

— Ну, если ты считаешь, что этот господин похож на Господа Бога, тогда да. — Рон отступил на шаг, предоставляя возможность этой бесноватой рыжей девице вылить свой гнев на этого богатенького хлыща.

Шэрон перевела взгляд на Ральфа, потом набрала побольше воздуха и…

— Мисс, я очень сожалею, что помешал вам работать… — Он не дал ей начать.

— Ха, «помешал работать»! — Она задохнулась от возмущения. — Вы мало представляете, что вы на самом деле сделали!

— Нет, я хорошо представляю, что именно я сделал, — перебил ее Ральф: ему хотелось сказать ей, что он очень сожалеет и готов искупить свою вину.

— Кто вас просил вообще появляться на этом пляже, маячить здесь? Вам что, больше заняться нечем? — Ей было наплевать, что он там бормочет.

— Может быть, вы позволите мне закончить? — опять попытался остановить поток ее красноречия Ральф.

— И не подумаю! — взвилась девушка. — Я три дня… как последняя дура… А вы… Да как вы можете возражать мне?!

— Простите, — пожал плечами Ральф, который начал злиться. Девица оказалась задиристой и ужасно упрямой… — Я не совсем понимаю, что сделал три дня назад. Меня вообще не было в этом городе.

— Вот и отлично! И не надо было сюда приезжать! — Девушка сжала руки в кулаки.

Ральфу вдруг стало смешно. Он представил, как она бросается на него и начинает изо всех сил молотить его этими кулачками.

— Но я случайно… — улыбнулся он. — Повторяю, совершенно случайно… задел ваши провода и явился причиной срыва съемок, это просто недоразумение. Я готов искупить.

— Да что вы теперь сможете искупить… — Она вдруг обмякла и обреченно махнула рукой. — Ничего не поправить. Просто я всегда попадаю… Господи, зачем я вам все это объясняю. Лучше бы вы никогда не приходили сюда.

— Вот мои координаты, — миролюбиво проговорил Ральф и протянул ей визитку. — Если вы решите, чем я могу быть вам полезен, всегда к вашим услугам. А о возмещении убытков мы уже поговорили с этим господином.

Шэрон покрутила визитку в руках, не понимая, чем может быть ей полезна эта бумажка, потом бросила ее на песок, резко повернулась и пошла ко второй машине.

Ральф не обиделся, а скорее расстроился, что ничем не смог утешить девушку. Она была так трогательна и в своем гневе, и в своем отчаянии. В последний момент он заметил, что ее глаза вдруг покраснели, а когда она направлялась к машине, худенькие плечики вздрагивали. Он посмотрел на Рона. Тот довольно ухмыльнулся и покрутил

пальцем у виска. Ральф холодно взглянул на него и, не прощаясь, сел в машину. Он найдет способ встретиться с этой девушкой и понять, что же произошло на самом деле. Она не могла так отчаянно расстроиться из-за рядового срыва съемок. В конце концов, пока он сидел на пляже, она довольно долго говорила с руководителем демонстрантов. Этого материала вполне могло хватить для небольшого репортажа в выпуске новостей. Здесь какая-то другая причина. Его неуклюжесть просто спровоцировала взрыв.

* * *

Сказать, что Шэрон была расстроена происшествием, — значит ничего не сказать. Она была в отчаянии. Нет, в ярости. До каких пор вот такие лощеные, уверенные в себе, благополучные молодчики будут портить ей жизнь?! Что ему понадобилось на пляже именно в тот момент, когда она делала свой репортаж? Сидел бы себе дома, потягивая коктейль, а не болтался бы по пустынному берегу океана.

Почему он должен был именно потягивать коктейль, Шэрон не знала, но отчего-то его лицо и манера держаться вызвали в ее воображении именно эту картину. Мягкие кресла, тяжелые шторы, отблески живого огня и запотевший высокий стакан…

Она ненавидела такой стиль, хотя выросла в весьма благополучном доме. Она сама могла бы проводить целые дни в праздности и неге, но ей до коликов в животе претила размеренность и стабильность. А тяжелые плотные шторы и глубокие бархатные кресла были из такой жизни.

Именно поэтому она почти шесть лет назад практически убежала из дому, от рассчитанной до мельчайших подробностей жизни.

Шэрон хотела всего в этой жизни добиться сама. Но ею руководили не честолюбивые мечты, а желание быть в гуще событий, чтобы каждый день был не похож на предыдущий. Ей даже не нравилось, что времена года на земле менялись с завидным постоянством. С самого детства ей хотелось, чтобы случилось что-нибудь непредвиденное: за летом наступила бы весна, а потом опять лето, потом зима… Чтобы вдруг однажды утром не взошло солнце. А комиссар полиции оказался бы самым что ни на есть отъявленным негодяем или серийным убийцей. Ей не хотелось, как всем нормальным девочкам, в определенное время выйти замуж, потому что так делали все. И влюбляться тоже совершенно не хотелось, это тоже было предсказано и скучно. Ужасно скучно!

Шэрон выбрала себе потрясающе увлекательную профессию: она всегда хотела быть адвокатом. Это было именно то, что ей нужно: каждый раз новые люди, новые обстоятельства дела, новые проблемы, которые с первого взгляда кажутся неразрешимыми. Девочкой она мечтала о том, как будет распутывать самые запутанные главы дел своих подзащитных и находить лазейки. Она так все хорошо придумала… Если бы не вылощенные хлысты, которыми кишит мир!

Ее так хорошо спланированная жизнь разрушилась в один день. Целых два года она была девочкой на побегушках. Но какой! Практически все дела, которые вел ее шеф, готовила она. Она рылась в документах, работала со свидетелями, готовила линию защиты. Ее красавцу-шефу достаточно было блеснуть красноречием в суде — и все заседатели были у его ног. Потом прослезившийся клиент долго благодарил его за искусно проделанную работу. А Шэрон получала легкий небрежный кивок в знак оценки ее заслуг. Она не обижалась, понимая, что такова цена за науку. Когда-то должен наступить день ее собственного триумфа. Не то чтобы она была тщеславна, но хотелось почувствовать полное удовлетворение от своей работы. Что скрывать, ей очень хотелось, чтобы к ее небольшой груди приникала голова благодарных родственников и о ее блестящей речи в суде пестрели бы заголовками все газеты, а обвинитель скрежетал бы зубами оттого, что ей удалось его обставить. Увлекательная работа, ничего не скажешь.