Любовь небесного цвета
Шрифт:
Интересна группа современного мужского танца, основанная живущим во Франции глухонемым венгром Палом Френаком. Балет Sauvageries открывается сценой, когда на полу, скрючившись, лежит нагой мужчина в узкой набедренной повязке, его гениталии забраны в длинный толстый шланг, уходящий к потолку. Когда артист встает и начинает двигаться, этот серебристый «фаллос» набухает и также начинает извиваться, отрывая беспомощно висящего молодого человека от земли и подтягивая к потолку, где он исчезает. На сцене появляются четверо молодых мужчин в черных костюмах и белых рубашках
Новаторство состоит в том, что снимается обязательная полярность рисунка мужского и женского танца. Мужчина-танцовщик как бы конкурирует с балериной на ее исконной территории, демонстрируя публике собственное тело, которое выглядит не менее красивым, чем женское, и притом является не только сильным, но также ранимым и чувствительным.
Однако снятие «противоположности» мужского и женского танца не устраняет их различий. Перед нами не феминизация мужского танца, а раскрытие новых пластических возможностей мужского тела.
Объективация мужского тела, с явным гомоэротическим подтекстом, широко представлена в коммерческой рекламе. Знаменитый плакат Калвина Клайна, выполненный фотографом Брюсом Вебером (1983), представляет идеально сложенного молодого мужчину в плотно облегающих белых трусах. Модель сфотографирована снизу, объектив нацелен на туго натянутые плавки, сверкающая белизна которых контрастирует с загорелой кожей. По мнению американских критиков, это была не только самая удачная реклама мужского белья, но и величайшее изменение в телесном облике мужчины со времен Адама: «Адам стал закрывать свои гениталии, а Брюс Вебер выставил их напоказ»; «Бог создал Адама, но только Брюс Вебер дал ему тело».
На рекламной фотографии другой фирмы нижнего белья сфотографирован спящий на спине обнаженный юноша, с закинутыми за голову руками и расставленными ногами, в обтягивающих белых трусах. Его мужественное тело открыто взору, расслаблено и беззащитно. По сути дела, это не просто полуобнаженное тело, а стриптиз. Камера «себастьянизирует» модель, невольно вызывая у зрителя-мужчины гомоэротические ассоциации и тревогу («Почему меня притягивает тело этого парня?!»).
Эротический эффект другого рекламного плаката Калвина Клайна, вызвавшего в США скандал и обвинения в порнографии, усиливается тем, что модель смотрит зрителю прямо в глаза. Тем самым юноша как бы признает, что его тело выставлено напоказ сознательно, что он сознает свою соблазнительность
Любопытный момент «реабилитации» мужского тела — ослабление запретов на изображение волосяного покрова. В эротических изданиях и в рекламных роликах, как и в классической живописи прошлого, мужское тело обычно изображается гладким и безволосым. Это помогает ему выглядеть одновременно более молодым и менее агрессивным, «животным». Но многим мужчинам и женщинам волосатое тело нравится, оно кажется им более сексуальным. А клиент, как известно, всегда прав. В результате сначала в телерекламе сигарет, а затем и некоторых других товаров, взорам телезрителей предстала волосатая мужская грудь.
Бытовые представления и нормы современной культуры на этот счет неодинаковы. Некоторые пубертатные мальчики стесняются появления волосяного покрова, другие, наоборот, гордятся им. Различны нормы и в разных видах спорта, в зависимости от того, подчеркивают ли они преимущественно силу мужского тела или же его пластику и элегантность. Если атлеты-тяжеловесы никогда не сбривают волос на теле, то многие пловцы бреются с головы до пят: считается, что это уменьшает трение при плавании, но здесь есть и групповые эстетические критерии.
Проблемы телесного канона особенно остро стоят в художественной фотографии, которая по самой своей природе «натуралистичнее» скульптуры и живописи и потому чаще подвергается обвинениям в порнографичности. Один из известнейших скандалов такого рода — преследование работ знаменитого американского фотографа Роберта Мэпплторпа. Многие его произведения, натуралистически, без прикрас, изображающие мужской гомосексуальный секс, садомазохизм и т. п., действительно шокируют зрителя. Однако, как справедливо замечает Карл Холмберг, искусство Мэпплторпа — не столько фотография, сколько перформанс, театральное представление, в котором непристойность — просто вызов зрителю:
«Если зрители сосредоточатся исключительно на непристойности, то только ее они и увидят. Они не увидят дизайна, светотени и т. д. Они не могут видеть искусство… Истинное искусство Мэпплторпа — не фотография, а перформативное искусство, которое деконструирует ненависть: зрители, которые цензурируют его, парадоксальным образом подтверждают его правоту. Они думают, что отрицают непристойность, но фактически они лишь доказывают, что непристойность — все, что они видят. Их негативное отношение — стигматизированное подтверждение деконструирующей силы фотографии, а не ее отрицание».
Ослабление бытовых запретов на демонстрацию более или менее раздетого тела (короткие рукава, расстегнутые или задранные рубашки, шорты и т. п.) не устраняет оппозиции нагого и голого. Современные мужчины практически соревнуются с женщинами в том, кто чаще прибегает к помощи пластической хирургии, а одежду порой заменяет татуировка. То есть происходит не столько оголение и демонстрация своего «природного» тела, сколько сознательное конструирование «наготы», в соответствии с нормами определенной субкультуры.