Любовь нечаянно нагрянет
Шрифт:
Правда он вырос и давно уже не похож на того тощего Шнурка. Тощие руки-плети обросли мясом и теперь сквозь тонкий свитер отчетливо были видны рельефные мускулы. С тех пор, как Мишка стал ходить в качалку, курицы в декольтированных топах виснут на нем пачками. А этот олух и радуется.
С одной стороны я рада за него. Хоть у кого-то личная жизнь налаживается, а с другой мне иногда жутко не хватает нашего прошлого, в котором было легкое общение, общие интересы и, конечно же, бесконечные битвы в танчики.
Иногда мне кажется,
– Хватит дуться, – улыбнулся Мишка, показывая ровный ряд белых зубов, – Ты помнишь какой сегодня день?
– Вспомнишь тут, когда тебя чуть джипом не переехали, – под нос буркнула я.
– Что-что?
– Не помню, говорю!
– Сегодня последний экзамен в этом году! И что это значит?
Я хмуро покосилась на друга, уже догадываясь, что последует за этим дальше.
– Что?
– Что в субботу мы гуляем в клубе «Рай»! – торжественно объявил он, – Ты рада?
Угу. Прямо прыгаю от радости.
Улыбка Шнура тускнеет при виде моего кислого выражения лица.
– Только скажи, что не придешь, и я тебя прокляну, – полушутливо шипит он, – Сколько можно прятаться от людей.
Поднимаю голову, смотрю на него такого улыбчивого, обаятельного и мысленно вздыхаю. Вот, как ему объяснить, что у меня даже платья нормального нет, чтобы на люди показаться, что у меня работа в две смены, после которой нет сил с кровати подняться, не то, что на танцульки тащиться. Сомнительное удовольствие трясти попой рядом с первыми красавицами института и постоянно думать о своей ущербности.
Умом я понимаю, что это комплексы. Но у всех свои недостатки, и я, к сожалению, не исключение.
– Я подумаю, – говорю, лишь бы он отстал.
– Такой ответ меня не устаивает, Маргарита Васильевна, – нарочно дразнит меня Шнур.
– Да приду я! Ты ж из горла выдавишь.
Шнурок снова хлопает меня по плечу, но уже легче и тянет меня в аудиторию, чтобы войти вместе со следующей тройкой сдающих.
– Здрасьте, Лев Семенович, – бодро здороваюсь с пожилым преподом, который, даже не соизволив повернуть голову в нашу сторону, кивает на билеты.
– Ну, – с видом приговоренного смертника, шумно выдыхает Шнур, – Ни пуха…
– К черту, – шепчу в ответ, тяну самый ближний ко мне билет и быстро занимаю вторую парту в среднем ряду.
Билет мне попался хороший (хоть в чем-то сегодня везет) и, достав чистый листок, предварительно выдранный из тетради, начинаю решать свою задачу.
Быстро расправившись с билетом, посылаю телепатическую благодарность деду и с любопытством гляжу через Мишкино плечо, что уселся на передней парте. Он сидит и с умным видом строчит формулы, которые и близко не подходят для решения его задачи.
Умник, блин!
Вот что бывает, если слишком много времени зависать в качалке. Мозг атрофируется
– Ты что пишешь, дурак? – шиплю я сквозь зубы и тычу ему в спину ручкой.
И, к сожалению, это слышит не только Шнур.
Препод, до сего момента увлеченно высчитывающий какие-то алгоритмы на доске, замирает с кусочком мела в руке и, отойдя чуть в сторону, смотрит сначала в методичку, потом снова на доску и отжигает:
– Да, нет. Все вроде правильно.
В аудитории разлаются нестройные смешки сдающих, а я втягиваю голову в плечи, чтобы максимально слиться с пространством.
Не Лев Семенович, а терминатор с бадиком. И как он все слышит-то?
– У вас иное мнение, Синичкина? Поведаете нам про применение криволинейных интегралов первого рода?
Ха! Да не вопрос!
Иду к доске со своим листочком и выразительно подмигиваю Шнурку. Остается, надеется, что он додумается до решения раньше, чем у меня кончится красноречие, ибо на все темы я могу вести беседы почти до бесконечности кроме интегралов.
Минут через сорок выхожу из аудитории с вожделенной пятеркой, уставшая, голодная…
– Мишенька, ты сдал?! – на шее у Шнурка тут же виснет очередная пассия.
…а теперь еще и злая. Просто пипец какая я злая.
Пока длинноногое нечто зацеловывает совершенно несопротивляющегося победителя высшей математики, машу ему рукой и, закинув рюкзак на плечо, иду к лестнице на выход.
На первом этаже нашего ВУЗа есть небольшое студенческое кафе. Я понукаемая жадными позывами, оставшегося без завтрака желудка иду на свидание с местными пирожками, уже мысленно сглатывая набежавшую слюну.
Купив целых четыре очень вредных, жареных пирожка, продираюсь сквозь толпу студентов в поисках скромного уголка для перекуса, как дорогу мне преграждает чья-то грудь в модной кожаной куртке.
Поднимаю глаза – ну кто бы сомневался!
– Синичкина, а ты не лопнешь? – ухмыляется обладатель куртки и хищно скалится, – Поделишься?
Гляжу на свои драгоценные пирожки, потом на самоуверенного хлыща, снова на пирожки и скорбно вздыхая, протягиваю ему один:
– Что не сделаешь, для голодающего. Кончились папкины деньжата, что ты у честных оборванок пирожки стреляешь? Ты смотри, Алехин, сигарет у меня нет.
Глаза парня раздраженно сужаются. Он чуть наклоняется ко мне, обдавая запахом тяжелой, тошнотворной мужской туалетной воды.
– А ты смотрю, очень смелая стала, Риточка. Дерзость ты ходячая. Я ж к тебе по-хорошему.
Ага. По-хорошему в каждом темном углу зажать пытается, придурок озабоченный.
– Так и я со всей душой, Алехин, – ехидно улыбаюсь в ответ, – Глянь-ка, пирожком с тобой поделилась. Шел бы ты к своим друзьям, а мне некогда.
И прежде чем парень успевает хоть что-то сказать в ответ, юрко проскальзываю мимо и почти бегу из здания института к остановке.