Любовь неукротимая
Шрифт:
– Твоя мать не сообщила, что просила меня приехать?
У Габриэля сжалось сердце. Мать упоминала о том, что кто-то должен навестить его в ближайшее время. Кто-то, кто поможет ему избавиться от ужасного недуга. Разумеется, он готовился к встрече с новым врачом. Он был согласен на все, лишь бы вернуться к нормальной жизни.
Но Пенелопа ведь не врач, и, более того, это не настоящая Пенелопа. Его разум просто начал с ним очередную игру: он примешал его разговор с матерью к этому видению.
Габриэль издал болезненный вздох, словно избавился
Посетительница удивленно изогнула губы.
– Почему ты улыбаешься? – спросила она с любопытством.
Но Габриэль улыбнулся еще шире. Он ничего не мог с собой поделать.
– Просто я только что понял: на самом деле тебя здесь нет.
Габриэль испугался, осознав, что после того как он рассказал о своем открытии, видение может исчезнуть. Конечно, он не хотел бы, чтобы подлинная Пенелопа видела его позор, но присутствие ее призрака доставляло ему радость. И он надеялся, что пробудет в этом приятном обществе подольше.
– Ага, – задумчиво сказала она, вскинув брови. Однако ни в чем переубеждать его не стала. – И ты этому рад?
– Очень. – Почему бы не сказать правду? Вряд ли это ее обидит – ведь она всего лишь плод его воображения. – Я не хотел бы, чтобы живая Пенелопа видела меня таким. Я не смог бы жить с этим. Однако раз уж мы выяснили, что все это не по-настоящему, давай поговорим о чем-нибудь другом.
– О чем, например? – не спеша кивнула она.
– Например… – Габриэль почувствовал гнетущую грусть. Он понятия не имел, о чем можно разговаривать с призраком.
Все же он знал, что в первую очередь сказал бы настоящей Пенелопе, если бы, разумеется, вновь стал полноценным человеком. Те сокровенные слова, которые он держал в себе месяцы и даже годы. Габриэль благодарил судьбу за то, что так и не осмелился признаться ей. Ведь это – ужасная, страшная ошибка, нечестное для них обоих стечение обстоятельств – особенно после всего, что произошло после смерти Майкла.
Однако этой, ненастоящей, Пенелопе Габриэль мог рассказать все. Вероятно, эти слова прогонят и видение, и надежду, которую оно вселило в сердце бывшего солдата. Да, не просто так его воображение выбрало Пенелопу: виной тому неотступная надежда. Ведь его жизнь сломана, и не остается ничего, кроме горьких несбыточных мечтаний.
Габриэль глубоко вздохнул, поражаясь, как бешено колотится его сердце, несмотря на то что всего этого в действительности не происходит.
– Например, о моих чувствах к тебе. Не покидавших меня ни на миг.
– Габриэль…
– Я всегда хотел быть только с тобой.
Видение застыло неподвижно, приоткрыв рот от удивления. Именно такой Габриэль представлял себе настоящую Пенелопу в момент признания.
Однако самому Габриэлю от этих слов стало поразительно легко и радостно, словно некие лучи света впервые озарили его жизнь.
– В тебе есть что-то необыкновенное, Пенелопа, – продолжил он. – И это что-то как будто разбудило
– Пожалуйста! – Пенелопа прикрыла ладонью рот Габриэля.
«Как забавно», – подумал он. Габриэль, особенно за последние месяцы, постиг, казалось, всю мощь своего больного воображения, но прикосновение призрака было сверх любых его ожиданий. Тепло этих рук, сладкий цитрусовый аромат кожи – все слишком реально.
– Пожалуйста, – более мягко повторила она. – Не говори больше того, о чем потом пожалеешь.
Из-за спины Пенелопы донесся глухой мужской голос:
– Мистер Картер сообщил, что наш пациент пришел в сознание и заговорил.
«Аллен?»
Пенелопа едва успела убрать руку с губ Габриэля, прежде чем полог широко распахнулся. Габриэль зажмурился от яркого света. Когда глаза привыкли, он увидел управляющего и санитара, стоящих над ним.
Но Пенелопа не исчезла. Она выглядела именно так, какой он ожидал увидеть ее через два года после их последней встречи. Она изменилась и стала старше. Ее глаза окутывала грусть, а тело – черные одежды. Однако она оставалась по-прежнему завораживающе красивой.
– Да, – ответила Пенелопа Аллену, смотря прямо на него. И, что хуже, управляющий тоже ее видел.
Габриэль перестал дышать, начиная осознавать ужасную реальность, которую его разум принимать решительно отказывался. Если Аллен разговаривает с Пенелопой, значит…
– А также он спокоен и вменяем, – продолжила она. – Уверена, теперь его можно развязать.
Боже. Она настоящая! Что она здесь делает?
– Поразительно, леди Мантон, – ответил Аллен. – Особенно если учесть, что его светлость вас чуть не погубил еще вчера.
Габриэль в ошеломлении уставился на Пенелопу.
– Что? – Он постарался вырваться из смирительной рубашки.
– Успокойтесь, лорд Бромвич. – Габриэль никогда не предполагал, что Пенелопа может говорить столь властно. – Этот незначительный инцидент не стоит такого внимания.
– Какого черта я натворил? – настаивал Габриэль. Будь проклята эта память! И эти чертовы ремни!
Чтобы успокоить больного, Пенелопа положила ладонь на его плечо.
– Волноваться не о чем, Габриэль.
Но он знал, что причин для волнения предостаточно. Габриэль уже не сомневался: она видела приступ его безумия – и это худшее, что могло случиться. В ее светло-зеленых глазах он прочитал жалость. В тех самых глазах, где когда-то плескалась радость. Да, он не помнил, что вчера натворил, но был уверен: его давешний приступ ничем не отличался от остальных. Габриэль крепко зажмурился, словно это помогло бы спастись от правды.
Происходящее казалось ему кошмаром наяву.
Несчастный открыл глаза и тяжело вздохнул. Сейчас он мечтал исчезнуть. Навсегда.