Любовь Носорога
Шрифт:
Вова все же проявил осторожность и уважение и позвонил только на следующий день ближе к обеду. И все равно попал под дурное настроение Носорога, совсем недавно пронаблюдавшего поспешный побег полностью удовлетворенной им за ночь, и, что самое досадное, абсолютно удовлетворяющей его во всех отношениях женщины. Черный, сначала не словивший момент, попытался продавить Пашу на личную встречу, радуясь тому, что ухватил за яйца, но Носорог рявкнул пару раз, ставя на место зарвавшегося урку, и тот сразу сник. Но ситуацию, само собой,
Носорог, помянув недобрым словом и казачку, и ее сестру-пьянь, тоже немного сбавил обороты, решив, что Вова надоел, и надо с ним решать, но не сейчас. В итоге один скинул пару процентов, а второй забыл про моральный ущерб.
И эта уступка была Паше поперек горла. Потому что Вова, как и любое шакалье, прекрасно чувствовал момент, слабину, когда можно хапнуть. Куснуть. И откусить побольше. И тут, вот в этой ситуации, была слабина Паши. Конкретная такая. И вполне возможно, что заинтересуются теперь, что это за баба такая, из-за которой Носорог рог почесал. Сам. В кои-то веки, сподобился.
Паша в этот же день вызвонил Батю, судя по голосу отсыпавшегося после бурной встречи с местными деловыми людьми, получил отчет по итогам, общую оценку по ситуации, вполне благоприятную, кстати, и по личности Васи, проявившего себя настоящим бойцом, но истощившего внутренние ресурсы (тут Паша мрачно подумал, как бы его финдиректора теперь не пришлось в венерологию отправлять, Черный особой разборчивостью в шлюхах не отличался, драл, по старой зековской привычке, все, у чего были дырки, поэтому качество баб в бане могло быть и не особо высоким).
Паша доклад выслушал молча, тяжело глядя перед собой, и Батя даже по телефону тонко улавливавший нюансы настроения начальства, замолчал, ожидая распоряжений.
— По Черному — материалы сегодня к шести. Все. Особо интересует, с кем бодается. По Васе — больничный ему без содержания, штраф за тупость и недальновидность в размере месячной зарплаты, только реальной, да?
— Да-да, Паш, конечно… — тут же поспешно отозвался Батя, но Паша не слушая его, продолжил, злясь, что даже такие вещи надо разжевывать, никакой надежды на понимание…
— По филиалам — сегодня сними отчетность вместо Васи, он пусть в венерологию сгоняет. Сам, кстати, тоже не пропусти…
— Да, Паш! Я даже и не думал там! — возмутился Батя вполне искренне.
Но Паше некогда было разбираться:
— Справку мне принесешь. А то хер тебя знает, за что ты там держался… По Москве помнишь, да?
— Да, Паш, все скоро готово будет.
— Сегодня. Я приеду через час в офис. И к шести тебя жду со всеми документами и справкой из венерологии.
— Ты так обо мне беспокоишься, словно трахать собрался, — не удержался и съязвил Батя.
— А вот тут ты не ошибся. Вазелин прихвати.
И отключился.
Постоял, подумал, покосился на
И Паша такого кайфа не испытывал, эмоциональной такой отдачи. И за одно это надо сделать все, чтоб попридержать казачку подольше рядом. Вот еще ей бы теперь это вдолбить. Кстати, хорошее слово. Вдолбить. И идея — тоже. Вдалбливать так, чтоб голова отключилась.
Потому что, если женщина включает мозг, то ничего хорошего обычно не происходит. А значит, что? Правильно, надо, чтоб ей этого делать не приходилось.
И то, что она бегает, хотя явно хочет его — еще один признак того, что женщине думать вредно. А ноги раздвигать полезно. Убежала опять, надо же…
Думает. Прикидывает. Цену набивает, не иначе.
Ну, он не жадный, заплатит.
Догонит только.
И сразу заплатит.
Ей понравится.
Весь день пролетел в рабочем угаре, но Паша, привыкший и любящий работать, словил от этого кайф, успокоился и пришел в доброе расположение духа.
И решил пока что не форсировать. Не передавливать.
Ну, бегает пока от него коза-казачка. Пусть побегает. Не денется никуда.
Может, за пару дней как раз мысли из головы дурные выветрятся. Соскучится, может, обдумает все.
Нападать, напирать — это, конечно, хорошо и правильно, но в этом случае Паша ощущал, что надо переждать в засаде. Чуйке он привык доверять, поэтому решение принял единственно верное.
И спокойно погрузился в работу, которой всегда было дохренища.
А вечером Паша поймал обнаглевшего вконец Батю за приставанием к секретарше. Ну как, приставанием… Подарок припер ей, судя по коробке, что-то из брендов ювелирных. Сонька, краснея в цвет волос, отказывалась, аккуратно отпихивая от себя пальчиками красную коробочку, а Батя, согнувшись возле ее стола в три погибели, и расставив лапы так, чтоб полностью окружить смущенную девчонку, что-то убеждающе гудел в розовое ушко.
Паша скривился, кивком пригласил Батю за собой, вниз, в зал, оборудованный специально для директорского состава.
И там, наконец-то отвел душу, вбивая в обнаглевшего подчиненного основы субординации.
Батя, конечно, уворачивался и даже пару раз удачно, так, что Носорогу пришлось немного ускориться, но в итоге пропустил-таки слева в челюсть.
И повалился, сдавленно хрюкнув.
— Поддавался, сука? — спросил подозрительно Паша, присев возле неподвижно лежащего на татами тела.
— Нихераааа… — прохрипел Батя, принимая предложенную руку и вставая. — Вот ты Носорог, бля. Хватку вообще не теряешь…