Любовь опаснее меча
Шрифт:
Сарлуза ликовала. То, чего она добивалась так долго — свершилось. И пусть на ней нет уже амулета, который бы сейчас засверкал — это неважно. Но что-то щемило ее грудь, сливаясь с уже хорошо знакомым телесным удовольствия.
И колдунья вдруг отчетливо поняла, что она влюбилась. Влюбилась в этого неопытного юношу, страстно и удивительно нежно сейчас терзающего ее грудь, а другой рукой бедра. Что дотоле неизвестное ощущение наслаждения, ни с одним мужчиной не посещавшее ее, покрывает мелкой рябью кожу. Что он может свести своими ласками с ума. И что он, обладатель пока ей неведомой, но могущественной
Волна непередаваемого наслаждения накрыла ее с головой и она не смогла сдержать крик счастья от приобретенной любви.
Узкая кровать Уррия не была предназначена для двоих, и когда Уррий понял что Сарлуза погрузилась в забытье сна, он последний раз провел рукой по широкому овалу ее груди и коснулся губами щеки девушки.
Встал, погасил факел и отправился спать в комнату Эмриса, который подло обманул Уррия, отправившись вместе с Ламораком к озеру Трех Дев без него.
Улегшись в постель Эмриса, он некоторое время прислушивался к сладкой истоме, наполнявшей усталые члены. Перед глазами вновь появились золотистые волосы, прикрывающие прекрасную, но совсем не такую как у черноволосой служанки, грудь.
— Лорелла! — сладко улыбнулся он и уснул с этим именем на устах.
Сарлузе приснилось, что она стоит рядом с Уррием — он в золотых доспехах и рассекает сверкающим мечом надвое Белиала, тот кричит, хрипит, и превращается в клубок ядовитых змей, тут же расползшихся в разные стороны. А Уррий поворачивается к ней, Сарлузе, снимает свой яркий шлем и горячо целует ее…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ КЛЯТВА У ОЗЕРА ТРЕХ ДЕВ
Ах, я с таблицы памяти моей
Все суетные записи сотру,
Все книжные слова, все отпечатки,
Что молодость и опыт сберегли;
И в книге мозга моего пребудет
Лишь твой завет, не смешанный ни с чем,
Что низменнее; да, клянуся небом!
Уильям Шекспир «Гамлет»
7. НЕЖДАННЫЕ ЗАЩИТНИКИ
Когда природа крутит жизни пряжу
И вертится времен веретено,
Ей все равно, идет ли нитка глаже
Или с задоринками волокно.
В подземелье вечная ночь.
Утро для заблудившихся друзей началось, когда Триан зажег один из факелов. Вымотанные бесплодными блужданиями по бесконечным тоннелям, они отключились вчера, прислонившись спинами к земляной стене. Словно птенцы прижавшись с разных сторон к Триану, спали они, дрожа от холода. Ноги занемели от неудобных поз, после скудного ужина бурчало в желудках. Но спать, слава богу, больше не хотелось — значит времени прошло достаточно много. Но ночь ли сейчас наверху, раннее ли утро или яркий следующий день — они могли лишь гадать.
Эмрис рывком встал — не сидеть же так вечно, надо что-то делать, как-то выбираться отсюда. Он протянул руку Ламораку и помог ему подняться на ноги.
— Перекусить ничего не осталось? — спросил Ламорак у Триана.
Тот развел руками.
Эмрис посмотрел через щель в колдовскую пещеру. Выход из нее, ведущий в просторный и не такой уж длинный коридор по сравнению с теми, что исхожены
— Зажги нам факела, Триан, — попросил Эмрис. — И пойдем, попытаемся найти выход еще раз.
Триан знаками показал, что пакля на факелах почти сгорела и что лучше пользоваться ими по одному, чтобы не остаться совсем без света, если они заблудятся окончательно.
— Ну что ж, — вздохнул Эмрис. — Пошли с одним факелом. Держитесь ближе другу к другу, чтобы не потеряться.
И они без особой надежды двинулись вперед. Разговаривать абсолютно не хотелось. Думать о чем-либо, кроме как о выходе на дневной свет, на свежий воздух — тоже.
В алмазной пещере они снова выбрали тоннель, отмеченный крестом Триана — вдруг вчерашние чудеса прекратились?
И в конечном итоге опять оказались у колдовской пещеры.
Они решили опробовать другой тоннель в алмазной пещере, где, с божьей помощью и святыми молитвами, чудовище больше не осмеливалось появляться из недр водоема.
Дабы потом не возникало никаких споров, прежде чем войти в тот коридор, что на полтора ярда правее, Триан кинжалом нацарапал треугольник на стене у входа. Тоннель был ровным и достаточно просторным, но через пятнадцать ярдов резко сворачивал влево. Этого быть не могло — он должен тогда пересекать тот коридор, по которому они уже ходили вчера и сегодня. Но против всех законов природы тоннель сворачивал именно влево и длина его, насколько хватало света факела Триана, была не несколько ярдов — значительно больше.
Друзья двинулись дальше — не стоять же на месте! — и через минут пятнадцать ходьбы, тоннель вновь повернул налево. За поворотом они заметили ярко пробивающийся дневной свет, льющийся в коридор из прохода слева ярдах в трехстах от поворота.
— Я же говорил вчера, что мы не в тот проход вошли! — ликующе воскликнул Ламорак.
Они со всех ног кинулись вперед, всем хотелось скорее увидеть ласковое небо и зеленую листву деревьев. Даже Триан, пропустив юношей вперед, хотя и был твердо убежден, что прежде они ходили тоннелем, который он пометил крестом, тоже поверил, что выход близко.
Ламорак первым добежал до долгожданного выхода и встал, пораженный, на пороге. Эмрис чуть не сбил его с ног.
Перед ними было не знакомое дно лесного оврага, а большой круглый зал с тщательно обтесанными известняковыми стенами. Но вместо потолка было голубое, до боли родное неба — яркое, хоть солнца в квадрате, очерченном стенами, и не видно, без единого облачка. Посреди помещения стоял круглый стол, заставленный бронзовыми блюдами с копченым, жареным и вареным мясом, глиняными вазами с фруктами, и серебряными графинами — видимо с вином. От блюд с мясом валил пар. Около стола стояли три высоких кресла — без резьбы или каких-либо других украшений, но удобных. Вдоль одной из стен располагались три ложа, на которых ворохом были накиданы различные, и на вид очень мягкие и теплые, выделанные шкуры.