Любовь Орлова. Жизнь, рассказанная ею самой
Шрифт:
– Поклонник? – нахмурилась мама. – Смотри, Люба, поклонники просто так ничего не дарят. Кто такой? Я его знаю?
– Ну как же ты можешь знать всех моих поклонников! – рассмеялась я. – Ты знаешь только тех, кого мы приглашаем домой…
Выкрутилась. Больше разговоров о платке не было.
Когда пишу по памяти эти строки Тютчева, ненадолго, всего на минуту, чувствую себя поэтом. Эх, если бы я в самом деле умела бы так выражать свои чувства и мысли. Завидую, отчаянно завидую поэтам. И Г.В. завидую. У него есть и поэтический дар, он может сочинять экспромтом весьма складные смешные стишки. А если бы задался целью развить в себе этот дар (любой дар требует развития), то непременно бы стал известным поэтом. Одаренные люди имеют много разных талантов. Если уж природа награждает, то награждает щедро, полной мерой.
И душу нам обдаст как бы весною…Как верно сказано! Как верно схвачена суть!
Нам на душу отрадное дохнет,минувшим нас обвеет и обнимет…Мне кажется, что я умру с этим стихотворением на устах. Оно – для всех, для каждого. Оно – обо всем. Нет человека, в чьей душе оно бы не нашло отклика.
Какая жалость, что Тютчев не писал пьес!
На разного рода правительственных мероприятиях в Кремле я бывала нечасто. Разве что тогда, когда просто невозможно было этого избежать. Например, если мероприятие было связано с кинематографом или если мне предстояло получать какую-то награду. Так установилось не сразу. С какого-то момента я начала получать приглашения чуть ли не каждую неделю. Звонили по телефону или же привозили приглашения и отдавали под расписку. Эта процедура неизменно меня смешила. «Здравствуйте, Любовь Петровна! Я вас сразу узнал, но нельзя ли предъявить какой-нибудь документ, удостоверяющий вашу личность?.. Спасибо. Распишитесь вот здесь…» Очень не люблю все эти бюрократические процедуры, стараюсь их избегать, насколько это вообще возможно. Никогда не позволяю себе извлекать какие-либо выгоды из собственной известности, но вот если известность помогает получить без «хождения по мукам» какую-то справку, то пользуюсь ею. Улыбаюсь, дарю подписанные фотографии, лишь бы сократить несносную бюрократическую канитель. Удивительное чудовище эта бюрократия. Гидра! Сказочное Чудо-юдо! Борьба с ней ведется едва ли не с окончания Гражданской войны, а справок с каждым годом становится все больше и больше. Страшно вспомнить, в какие мытарства вылилось оформление нашей дачи. Справки, разрешения, резолюции… И разбирательства по жалобам, ох уж эти жалобщики! Кому-то показалось, что мы незаконно прирезали к нашему участку чужой земли. Кому-то показалось, что наш дом слишком высок и что-то там ему заслоняет. Чего только не придумают люди!
Отвлеклась. Хотела написать о том, почему старалась избегать официальных мероприятий в Кремле. Тому сразу несколько причин. Первая – не люблю выступать в роли чеховской «свадебной генеральши». Присутствовать на мероприятии для галочки мне кажется не только неуместно, но и вовсе глупо. Сидеть, улыбаться, в общем – присутствовать. Зачем? Я не кукла. Вторая причина в том, что я не выношу яркого света и шума. Кто бы только знал, чего мне стоят съемки, но съемки – это работа, цель жизни, ее смысл. Но совсем не хочется заставлять себя терпеть мучения попусту. Тем более что есть много актрис и актеров, которые с удовольствием появляются на людях. По делу и не по делу, по поводу и без повода, лишь бы отметиться. Раз им это приятно, так пусть порадуются. Причина третья – меня начали активно приглашать в Кремль после того, как начался наш роман с Ним. Не знаю, что послужило причиной. Хотел ли Он сделать мне приятное, думая, что мне это приятно, или же кто-то из тех, кто организует мероприятия, узнал о наших отношениях и внес мое имя в какой-нибудь список, в графу
Отказываться, когда тебя приглашают, неловко. Тем более неловко поступать так постоянно. Люди же по тем или иным причинам рассчитывают на меня. В президиуме или, к примеру, за обеденным столом не должно быть пустующих мест, все равно найдут, кого посадить вместо меня, но неловкость от понимания этого не уменьшается. Сначала я надеялась на то, что после нескольких отказов меня перестанут приглашать, но приглашения все продолжались. Более того, они становились все чаще и чаще, едва ли не еженедельными. Попросить, чтобы меня перестали приглашать? Но кому об этом сказать, я не знала. Спросила у Г.В., не знает ли он имени того, кто отвечает за организацию кремлевских мероприятий, но Г.В. такого человека не знал.
Масла в огонь подлила мама. Она, непонятно почему, решила, что я непременно должна идти, если меня приглашают, связывала участившиеся приглашения с ростом моей популярности и всякий раз корила меня за, как она выражалась, «прогулы». «Любочка, ты должна!» – строго говорила она, поджимая губы. «Это твой долг!» Какой долг? При чем здесь долг?
Однажды я не выдержала и пожаловалась (то есть не столько пожаловалась, сколько просто сказала) Ему. Он ответил, что раз так, то меня больше приглашать не станут, кроме тех случаев, когда без меня нельзя обойтись. И добавил, что если вдруг мне захочется, то… Но я заверила, что мне не захочется. А если вдруг и захочется, то я об этом скажу.
Приглашения закончились, как отрезало. Мама была этим обстоятельством недовольна. «Видишь, Любочка, – говорила она с укоризной, – ты выкаблучивалась-выкаблучивалась и довыкаблучивалась. Тебя больше никуда не зовут». «Вот и славно, что не зовут!» – отвечала я.
Май 1936-го
«Цирк» Сталин впервые посмотрел вместе со мной. Это случилось незадолго до премьеры. Г.В. не любит слова «премьера» применительно к кино. Он всегда говорит о картинах: «вышла на экраны», «была выпущена на экраны». А я, театральная актриса, люблю слово «премьера». Выражение «вышла на экраны» немного царапает мой слух.
Кстати, официальная премьера «Цирка» состоялась в день нашего знакомства с Г.В., 23 мая 1936 года в Зеленом театре парка Горького. Мы не подгадывали, просто так совпало. Получился двойной праздник.
Я смотрела не столько на экран, сколько косила глазом на Сталина, наблюдая за его реакцией на происходящее. Готовую картину я уже видела дважды, а уж сколько раз было просмотрено вместе с Г.В. по частям, и не сосчитать.
Сталин часто улыбался, а пару раз даже смеялся. Применительно к другому, менее сдержанному человеку подобное поведение можно было расценивать как восторг. Картина понравилась, и я была счастлива.
– Какой интересный американский акцент! – сказал Он, досмотрев до конца, и попробовал повторить: – Мэри вьерит в чудьеса…
Американский акцент мне ставил Г.В. Он был в Америке и не раз слышал, как американцы говорят на русском или хотя бы пытаются говорить. Бывало, весь вечер говорил с акцентом и требовал, чтобы я за ним повторяла. Г.В. очень хороший, а стало быть, очень требовательный режиссер. Ему было недостаточно, чтобы я просто заучила свои реплики «с акцентом». Ему непременно надо было, чтобы я научилась говорить, как американка. Кому-то это может показаться излишним, но это правильно. В роль следует вживаться. Надо не изображать человека, а становиться им. Только такое вот перевоплощение гарантирует успех. Пока работала камера, я была не Любовью Орловой, играющей Марион Диксон. Я была Марион, американкой, циркачкой, матерью маленького ребенка. Отбивала чечетку, а сама думала о том, как там мой малютка, спит он или не спит. В самом деле думала так. И П.В. [26] , который играл Кнейшица, искренне ненавидела и боялась. То есть не самого П.В., доброго и веселого человека, а Кнейшица, которым П.В. становился перед камерой.
26
Павел Владимирович Массальский (1904–1979) – советский актёр.
– Молодцы! – такова была оценка Сталина «Цирку».
А мне вдруг стало грустно. Почему-то из всей картины мне вдруг вспомнились Раечкины слова: «Я жертвую любовью для искусства!» – и я подумала о том, что я, что мы тоже жертвуем нашей любовью.
Чувства изменчивы, они вспыхивают, гаснут, превращаются в нечто другое, иногда в прямо противоположное. Все проходит, рано или поздно все проходит. У супругов на смену одним чувствам приходят другие, любовь может смениться взаимным уважением, расположением, приязнью, привычкой в конце концов, но это бывает у супругов. Романы, не приводящие к браку, редко когда длятся всю жизнь.