Любовь по-английски

Хейл Карина

– Нет, - сказала я, глядя ему в глаза.
– Я не счастлива.

– Почему?
– тихо спросил он.

– Потому что...
– я опустила глаза и обвела мою новую татуировку по контуру.
– Я одинока.

Я никогда не признавалась в этом даже себе. Это было странное чувство. Сюрреалистично. Будто очнулась от долгого сна.

– Но ты говорила, что тебе нравится быть одной.

Я кивнула.
– Так и есть. Я предпочитаю быть одна. Но это не значит, что я не хочу, чтобы меня кто-то любил.
– Глаза начало щипать, будто слезы готовы пролиться. Я закусила губу, не решаясь

сказать больше.
– Это не значит, что я не могу кого-то полюбить.

– Почему у тебя никого нет?
– спросил он живо.

Я пожала плечами. – Так не легче. Так безопаснее. Я долгое время встречалась с парнем в школе. Знаю, это было давно, но... я была в него влюблена, так мне казалось. Он злился на меня. Часто. Совершал надо мной эмоциональное насилие и заставлял думать, что я заслужила все, что он со мной делал. Он трахал меня. Трахал, пока не сломал. Достаточно, что мне пришлось обратиться к психологу.
– Я села и сделала глубокий вдох. Глаза продолжало щипать.
– Я знаю, это был мой выбор, и почти каждая девушка проходит через это в средней школе, но... боль меня испугала. Я уже чувствовала себя одинокой, когда мои родители и сестра предали меня. Это заставило меня думать, что никто меня не любит, и я никого больше не полюблю.

Мои слова звучали все тише. Я чувствовала, что обнажила душу. Никогда раньше я этого не чувствовала, даже голая и в неудобном положении. Я никогда не была так честна с самой собой.

– Ты не права, знаешь, - сказал Матео, наконец.

– В чем?

– Что ты никогда не любила, - сказал он, медленно и размеренно, - и что никто не хотел бы, чтобы ты любила его.

Я почувствовала тяжесть в желудке. То, как он смотрел на меня, слова, которые говорил... часть меня хотела убежать. Другая часть хотела принять его внутрь, заснуть в его объятиях, почувствовать тепло. Вместо этого я прокашлялась и спросила.
– А ты счастлив, Матео?

– Нет, - сказал он с деликатной улыбкой.
– Я не счастлив.

Я была и удивлена и не удивлена этим признанием.
– Но у тебя все есть. У тебя есть карьера, жена, ребенок. Деньги.

– И все же я не счастлив.

– Я не понимаю.

– И надеюсь, что никогда не поймешь. – Он вздохнул и уставился в потолок.
– Я люблю Хлою Энн - она яркая звезда в моей вселенной. Я люблю Изабель, но... не так, как должен. Иногда я задаюсь вопросом, почему так, и от этого я постоянно чувствую вину. Подумать только, все эти годы… я спрашиваю себя об этом? Я стараюсь не зацикливаться. Мне не нравится моя работа, но я ничего не могу с этим поделать. Я слишком стар, в смысле, посмотри на меня и мое гребаное колено, слишком стар, чтобы снова вернуться в игру.
– Он поджал губы. – Все, что я знаю - это то, что надо что-то менять. Что-то нужно делать.

– Что?
– прошептала я, заметив, что наклонилась еще ближе к нему.

Наши глаза встретились.
– Создать новую вселенную.
– Он снова облизал губы.
– Ты можешь сделать то же самое.

Мое сердце замерло. Я открыла рот, чтобы хоть что-то сказать, но тут же закрыла.

– Страшно, не правда ли?
– спросил он.

Я кивнула. Когда снова обрела дар речи, сказала.
– Я уже говорила тебе, что боюсь открытого

космоса.

Он усмехнулся.
– А я говорил тебе, что для меня это слишком. Но с тобой, Вера, мне кажется, я могу дотянуться до звезд.

– Это глупо, - сказала я, пытаясь вернуть нам здравомыслие. Реальность обрушилась на меня.

– Да. Но это правда.
– Он выдохнул.
– И теперь, когда мы сумели загнать друг друга в депрессию, я обещаю, больше никаких вопросов, по крайней мере, сегодня.

Я никуда не ушла. Но скоро всему этому придет конец, напомнила я себе.

– Но мне нравятся твои вопросы, даже самые трудные.

Мне нравится, что ты ищешь меня, что у тебя есть повод поговорить со мной, закончила я мысль про себя.

– Тогда, возможно, у меня получится тебя удивить еще раз. Но сейчас, мне кажется, стоит отдохнуть. Ты не возражаешь?

Я посмотрела на часы на микроволновке.
– Ужин через час.

– Тогда ложись со мной спать до ужина.

Я подняла бровь.
– Ты знаешь, как это звучит?

Он кивнул.
– Конечно, я же это сказал.

Но где мне спать? Не могу же я спать на диване. Я бы прижалась к нему, такому беспомощному. Я не смею к нему приближаться. Я не доверяла себе.

Я поднялась на ноги.
– Это не то же самое, когда мы спали под деревом, - сказала я ему.
– Мне нужно еще принять душ и переодеться. Я вернусь с ужином.

– Так скоро меня покидаешь, - сказал он резко.

Я рассмеялась и пошла к двери.
– Hasta la vista, baby.(До встречи, малыш.)

– Никакого испанского, - пробормотал он, не вставая с дивана.

Я вышла на улицу и захлопнула за собой дверь. И только сейчас вздохнула полной грудью. Я простояла так несколько минут, набирая в грудь побольше воздуха. Затем отправилась к своему коттеджу, потирая плечи, как если бы вдруг внезапно упала температура. Конечно, дело было в другом.

***

Вечером того же дня я вернулась к Матео с ужином, вся на нервах. Я не знала, что происходит между нами и что делать, если он все еще в эмоциональном возбуждении.

Или я все это напридумывала.

Но мне не нужно было об этом беспокоиться. Когда я вернулась с едой, у Матео уже сидели Джерри и Марк (или Марти), они разговаривали. Матео настоял, чтобы я осталась у него на ужин - я так и сделала, но Джерри принялся расспрашивать его о времени в Атлетико, и я решила оставить их.

Матео спросил меня, когда я уходила, смогу ли я поехать с ним к врачу в Саламанке, и прежде чем я успела сказать «да» или «нет», встрял Джерри, напомнив ему, что мне предстоит работа и что Питер будет рад отвезти его.

Все решили за меня.

Глава 14

Матео потребовалось три дня, чтобы он смог ходить без чьей-либо помощи или костыля и еще два дня, чтобы ходить не хромая. Разрыв сухожилий был первой степени, что означало, его восстановление будет быстрым: было удивительно наблюдать, как он, совсем недавно корчившийся от боли, делает первые неловкие шаги по земле. Врач сказал ему, что это благодаря тому, что Матео держит себя в хорошей форме и еще совсем «молодой», что немного ему польстило.