Любовь по-французски
Шрифт:
Разница между образом жизни французов и англичан стала для меня очевидной, когда много лет тому назад я оказалась в Оксфорде. В конце творческого отпуска я почувствовала, что что-то идет не так. Я приехала сюда с тем, чтобы исследовать документы о том, как принимали Жорж Санд в Англии, но большая часть моего времени уходила на заботы о моем пятилетием сыне. Кроме того, я беспрерывно наводила порядок в ветхом, крытом соломой летнем загородном домике, где я поселилась. Иногда по выходным дням, с надеждой снова почувствовать себя женщиной, а не существом среднего рода, я отправлялась в город на званый обед, который давал кто-нибудь из преподавателей Оксфордского университета. Угощения, как правило, были банальными, а разговоры – скучными. Куда же подевались те игривые инсинуации, с которым у меня всегда ассоциировалась европейская жизнь?
«Хватит
«Хватит, – проскрипела я про себя однажды. – Хватит британских обедов с тушеной бараниной и цветной капустой. Хватит мужчин, избегающих смотреть мне в глаза и вызывающих ощущение разговора со стеной. Я уезжаю во Францию!»
Когда закончился учебный год, я смогла отправить сына в детский лагерь и уехала в Париж. Как только я бросила свой чемодан в маленьком отеле на левом берегу Сены и принялась бродить по улицам, у меня появилось совершенно иное ощущение жизни. На улице, совсем рядом с моим отелем, дворник, подметавший тротуар старомодной метлой, оглядел меня с восхищением с головы до ног и сказал: «Bonjour, Madame» – «Здравствуйте, мадам» – таким недвусмысленным тоном, который я никогда не забуду. Я снова была во Франции, в стране, где желание доставить удовольствие женщине так и не вышло из моды.
Не могу удержаться, чтобы не рассказать еще об одном курьезном случае, свидетельствующем о том, как французские мальчики впитывают в себя искусство галантности с самого раннего детства. Моя американская подруга Джуди, четверть века прожившая в Париже замужем за французом, вспоминает об одном инциденте, произошедшем с ее сыном Альбером. Ему было три или четыре года, и он играл на полу, когда она и ее приехавший из Америки брат обсуждали различия в отношениях между полами во Франции и в США. Брат рассуждал о легкости, с которой французы притягивают к себе женщин, жалуясь на свою неловкость в отношениях с ними. Джуди была согласна с тем, что французы, несомненно, знают, как очаровать женщину. Пример тому – ее муж, который отбил ее у американцев и увез во Францию. Эти слова услышал ее сын. Отложив игрушки, он посмотрел на нее снизу вверх и выговорил с расстановкой: «Мамочка, у тебя такие красивые губы!»
Отложив игрушки, маленький француз посмотрел на нее снизу вверх и выговорил с расстановкой: «Мамочка, у тебя такие красивые губы!»
Я познакомилась с Альбером намного позже, когда ему было уже семнадцать и он учился в выпускном классе престижного французского лицея. Поскольку он размышлял о том, где бы ему продолжить свое образование, во Франции или в США, я предложила ему поступить в Стэнфордский университет. Впоследствии он окончил университет и сделал себе имя не только благодаря своим успехам в учебе, но и благодаря своим успехам у женщин. Какие бы зачатки галантности он ни привез с собой из Франции, они сослужили ему отличную службу в жизни.
Глава третья
, в которой вы станете зрителями любви, разыгрываемой на театральных подмостках XVII века. Театр в эти времена был доступным развлечением как для состоятельных граждан, так и для простолюдинов. Востребованность драмы среди публики любых сословий сделала драматургов Расина, Мольера и Корнеля настоящими героями своего времени. Французская галантность времен Людовика XIV постепенно перевоплотилась из искусства обольщения в набор пустых фраз, а любовь сделалась предметом великосветской болтовни. Именно это стало поводом для насмешек желчного Мольера в его «Смешных жеманницах», «Школе жен», «Школе мужей»… В отличие от Мольера, иронизирующего над пороками современности, Расин переносит зрителя в эпоху далекой Античности, откуда он почерпнул вдохновение для своей знаменитой «Федры». И все же, несмотря на кажущуюся дистанцию между современным французским обществом и героями античной трагедии, губительная страсть, которую героиня Расина испытывает к собственному пасынку, оказывается понятной и вызывающей сочувствие.
Любовь в комедии и драме: Мольер и Расин
Кем не был никогда – с любовью стать нетрудно.
Жан
Несчастный этот род богиней проклят гневной…
Жан Расин. Федра, 16772
В XVII веке большая часть французов все еще оставалась безграмотной. Только представители дворянства и буржуазии умели читать и писать, тогда как рабочий люд и крестьяне ничего этого не умели. Те, кто знал грамоту, обучались правилам галантности по романам, поэмам, басням, максимам и мемуарам, мощный поток которых не иссякал. У остальных, так же как в Англии времен Шекспира, была возможность не отставать от моды, посещая театр, где были устроены удобные ложи для состоятельных людей, а стоячие места в партере стоили всего 15 су (1 су = 5 сантимов). Париж, как и Лондон, был Меккой для драматургов, театральные представления были популярны и в провинции. Драматическое искусство в то время достигло поистине олимпийских высот, подобных которым во Франции никогда не было ни до, ни после, о чем говорят прославленные имена Корнеля, Мольера и Расина. Сюжеты их пьес чаще всего рассказывали о любви.
В сочинениях Мольера публика увидела комическую сторону любви, Расин же показал ее трагическую природу.
Мольер и Расин развивали французскую традицию представлений о любви, а затем внесли немалый вклад в формирование ее новейших тенденций. В сочинениях Мольера публика увидела комическую сторону любви. Порой и комические персонажи страдают от любви, хотя она, по словам Расина, всегда носит трагический характер. Маски комедии и трагедии приоткроют нам понимание любви и любовных обычаев 1660-1670-х годов, то есть именно того времени, когда была написана «Принцесса Клевская». В Версале, в Париже и провинциальных городах любовь на театральных подмостках притягивала зрителей. Им никогда не надоедало смотреть на красивых молодых людей, которых как магнитом тянуло друг к другу вопреки всем силам, стремившимся разлучить их.
Любовь на театральных подмостках, как и в жизни, не признавала возрастных барьеров: старик выставлял себя на смех, влюбляясь в юную девушку, а старуха мучилась от несчастной любви к юноше. Театр приобретал такое психологическое влияние, которого у него прежде никогда не было.
Как и в реальной жизни, любовь не признавала возрастных барьеров: старик выставлял себя на смех, влюбляясь в юную девушку, а старуха мучилась от несчастной любви к юноше. Как ни взгляни, театр приобретал такое психологическое влияние, которого у него прежде никогда не было. Зритель, пришедший в театр ради развлечения, выходя из него, мог осмыслить собственные любовные обстоятельства совершенно иначе, чем это было до представления.
Как ни взгляни, театр приобретал такое психологическое влияние, которого у него прежде никогда не было.
Мольеровские комедии страстей
Пока Мольер со своей театральной труппой колесил по провинции (1643–1658), precieuses в светских салонах диктовали французам и правила французского языка, и утонченные манеры. Даже если усилия жеманниц были направлены к тому, чтобы установить нормы речи и поведения, их назойливость, в конце концов, должна была стать предметом осмеяния. В пьесе «Смешные жеманницы» (Les Precieuses ridicules), появившейся на парижских подмостках в 1659 году, Мольер высмеивает наивных девушек, охваченных любовным томлением. Вот что говорит Мадлон, одна из героинь пьесы, своему изумленному отцу о любви:
«Полноте, отец, вот и кузина скажет вам то же, что и я: в брак надобно вступать лишь после многих приключений. Если поклонник желает понравиться, он должен уметь изъяснять возвышенные чувства, быть нежным, кротким, страстным, – одним словом, добиваясь руки своей возлюбленной, он должен соблюдать известный этикет. Хороший тон предписывает поклоннику встретиться с возлюбленной где-нибудь в церкви, на прогулке или на каком-нибудь народном празднестве… Вот тут-то и начинаются приключения: козни соперников, препятствующих нашей прочной сердечной привязанности, тиранство родителей, ложные тревоги ревности, упреки, взрывы отчаяния и, в конце концов, похищение со всеми последствиями. Таковы законы хорошего тона, таковы правила ухаживания, следовать которым обязан светский любезник»3.