Любовь по науке, или На практику в другой мир

Миленина Лидия

– Погоди. Не думаю, что твоя «единственная» – малолетняя фея, которая по умолчанию не интересуется никакими мужчинами. Тут же хоть какая-то степень взаимности предполагается, – я опять использовала свою сверхспособность называть вещи своими именами.

А Гай опять вздохнул и густо покраснел.

Когда совсем стемнело и на небе появилось две луны – одна серебристая, как наша, другая красноватая, – Арсина учила меня общаться с Гришей «мыслечувствием».

В гости к нам пришли Кайра с Бориссой, которым хотелось продолжить

знакомство со мной (и мальчиком-красавчиком Гришенькой тоже, может, даже в первую очередь). Они и Марена сидели на одной из кроватей, попивали из стаканчиков вкусный сок, выданный мадам Гарундой, и наблюдали за моими потугами.

На самом деле ничего особенно магического в том, чему учила Арсина, не было.

– Вот смотри, – улыбнулась она. – Не нужно ничего делать. Просто подумай, как ты любишь его, ощути с ним единство. Оно у вас и так есть. Просто прочувствуй это в полной мере. И попробуй понять, что его волнует, чего он хочет.

Я, как хорошая ученица, с любовью посмотрела на Григория, который сидел на подоконнике и грыз огромный орех, выданный ему на ужин Гарундой, да лукаво косил на меня глазом. На пол падали крошки, и в другой момент я испытала бы раздражение. Но сейчас решила, что прощу Грише все его недостатки.

Ничего из ряда вон выходящего я не ощутила. Просто будто стала «немного попугаем», которому вкусно. И вообще живется хорошо и интересно.

– Ничего особенного, ему вкусно есть орех. И интересно жить, – уверенно сообщила я. – Он сейчас всем доволен.

– Да? – улыбнулась Арсина. – А ты спроси его – как бы дай внутренний запрос показать тебе, чего он хочет на самом деле. А то я кое-что другое чувствую.

К этому моменту Гриша закончил с орехом и принялся грызть занавеску. Этого я уже не могла стерпеть!

– Гриша, фу, порвешь! – забыв наставления Арсины, прикрикнула я.

– Сама дура! Гришенька мальчик! Птичка! – заупрямился Гриша.

И проделал в занавеске маленькую дырку. Решил повредничать, видимо. А может, работал на публику, вот он, мол, какой независимый и непослушный.

– Не кричи на него! – тут же подскочила Борисса, главный сторонник ласкового отношения к Григорию.

– Стойте! – рассмеялась вечно добрая Арсина. – Ладно, сейчас ты не сможешь понять его желания. Просто скажи ему, чего ты от него хочешь. Скажи одним порывом. Не только мыслью, но и чувством. И, как бы это сказать… объясни, почему ты этого хочешь.

– Да я хочу, чтобы он перестал портить занавеску! Потому что мне не нравится, когда портят вещи. Тем более казенные! – в сердцах выпалила я.

Если бы не этот курс обучения, я бы уже отняла у Гриши занавеску и у нас приключилась бы небольшая потасовка с использованием крепких земных выражений. А потом мы бы бурно и нежно мирились. Гришка подставлял бы мне головку под поглаживания. А я увещевала бы свою птичку быть хорошим и послушным.

– Вот это и скажи ему. Одним порывом. Покажи, как тебе плохо оттого, что он треплет занавеску.

Ладно. Я сжала кулаки. Разжала. Выдохнула, чтобы выпустить пар.

И… наверное, порыв у

меня получился. Я прямо-таки бросила в Гришку свое желание и свои ощущения от его действий. Говорить вслух не запрещалось, поэтому я степенно произнесла:

– Глубокоуважаемый Григорий, не будете ли вы так любезны перестать грызть занавеску, поскольку это причиняет твоей хозяйке-чистоплюйке видимый дискомфорт.

Ну а почему бы не проявить самоиронию?

Гриша удивленно поглядел на меня. А затем… отпустил многострадальную занавеску. Взмахнул крыльями и перелетел мне на колени.

Подставил голову.

И вот тут я ощутила…

– Не может быть! – прошептала я.

– Чего не может? – удивилась Арсина.

– Он просит прощения! И как бы… говорит, передает мне, что любит меня! – воскликнула я.

– Вот оно! – радостно рассмеялась Арсина. – Я знала, что ты сразу научишься!

А девчонки грянули дружными аплодисментами.

На этом тренировка не закончилась. Арсина все же требовала, чтобы я вызнала у Гриши, чего он хочет «на самом деле». То есть чего ему в его счастливой жизни не хватает для полнейшего счастья.

И я узнала.

– Он хочет летать. В смысле, летать на прогулки, самостоятельно, – вздохнула я, ласково почесывая шейку своему зеленому другу. – И общаться с другими птицами. Например, сейчас он просится на улицу, полетать в парке и познакомиться с птичками, которые там поют. Эх, Гришенька, миленький мой…

Я собралась увещевать Гришу, что это опасно и вообще. Но вмешалась Арсина.

– А почему нет? – удивилась она. – Ты же теперь понимаешь – он никуда не улетит. Хищных птиц у нас тут не водится, опасности никакой.

Я задумалась. Вообще-то она права, да и Гриша лукаво поглядел на меня и заявил, что он умный. А внутренним импульсом передал мне, что собирается вести себя хорошо и не связываться с дурной птичьей компанией.

Я уже готова была отпустить его, но что-то внутри мне мешало. Какая-то заноза.

– А-а! – вспомнила я наконец. – Нет, Гриша, полетаешь завтра. Утром тебе разрешу. И дело не в темноте. Луны тут так светят, что темнота чисто условная. Дело в том, что он тоже искупался в пыльце! А Гарон ведь распорядился, чтобы все, кто в эксперименте, до утра не общались с противоположным полом. Так что, Гришка, уверена, самочек там на улице сколько угодно. Не стоит дразнить их раньше времени. Кстати, что делать-то вообще, если я его потом отпущу, а к нему какая-нибудь птичка пристанет, ощутив его эманации?

– Ну-у-у, – протянула Арсина и тут же весело рассмеялась в своем духе. – Вот привяжется птичка, тогда и будем думать, что делать. А в плане потомства они скорее всего несовместимы. Так что вряд ли Гриша станет папой! Но ты права. Просто обещай, что завтра пустишь его полетать!

– Хорошо, – я в очередной раз погладила Гришку. – Во время занятий от него все равно никакого толку.

– Гриша умный! – возмутился Гриша. – Гриша кушать!

– А вот кушать – пожалуйста, – улыбнулась я. – У тебя еще один орех лежит, скажи спасибо Гарунде.