Любовь по обмену. Разрешите влюбиться
Шрифт:
– Blin. – Улыбаюсь я. Встаю на колени и свешиваю голову вниз, чтобы отыскать что-то подходящее, чтобы спуститься. – А как сказать «черт»?
– «Ch’ort» – Отзывается Зоя.
Пытаюсь повторить и слышу, как она хихикает.
– Что? – Выпрямляюсь.
– Ничего, – мотает головой девчонка, пытаясь выглядеть серьезной. – И что нам теперь делать?
– Я, кажется, нашел кое-что. – Ложусь на живот, подтягиваюсь к краю и проверяю рукой на прочность старую деревянную лестницу, прислоненную к стене. Внизу, под нами,
За моей спиной раздается ворчанье. Зоя уже подползла к краю, сидит рядом и боится взглянуть вниз.
– Что? – Усмехаюсь. – Если хочешь, можем спуститься по дереву.
– Под нами кухня. – Ее голос хрипнет от волнения. – Мама нас увидит.
– И? Она будет недовольна?
– Хм… Даже не знаю. – Глаза Зои распахиваются, когда она видит, что я спускаю вниз ноги. – Ей будет интересно, чем мы здесь занимались.
– А мы делали что-то плохое?
– Вроде нет. Если не считать, что ты… курил.
– У вас что, не курят? – Ставлю ногу на верхнюю ступеньку, осторожно переношу на нее вес всего тела. Та скрипит, но выдерживает.
– Не все. – Она комкает подол платья, глядя, как я, спускаясь вниз, исчезаю в темноте. – И точно не при родителях.
– Хочешь сказать, твой отец не знал, что твой брат тусуется на крыше? У него ведь даже пепельница здесь к стене привернута.
– Я вот не знала… – Голос Зои кажется печальным, и мне приходится задержаться, чтобы попытаться выхватить из темноты черты ее лица. Так и есть – уголки рта опущены вниз, лоб нахмурен. – Видимо, у нас не самые лучшие отношения с братом.
– Бывает. – Говорю, невольно вспоминая о Челси, и делаю еще пару шагов вниз.
– А разве спортсмены курят? – Пищит она, выглядывая с края крыши.
И дрожит, как заяц, боясь высоты.
– Бывает. – Хмуро повторяю я.
Те сигареты, что были у меня с собой, когда я сюда приехал, достались мне от Фло. Помню, выхватил пачку у нее из рук, когда она в очередной раз хотела закурить, чтобы не отвечать мне и избежать неприятных объяснений. Та так и лежала в кармане, а обнаружил я ее только несколько дней назад. Тогда и закурил впервые. Можно сказать, с горя.
– Это же вредно. – Зудит Зоя с крыши полушепотом. – Как ты бегаешь тогда на поле?
– Нормально. – Спрыгиваю в траву как раз в тот момент, когда в окошке света хозяйка дома подходит к плите.
– Но ведь футболисту за время игры приходится делать столько… – она задумывается, – толчков? Ээ… тяги? Всплесков? Буксир?
– Рывков? – Подсказываю я шепотом.
– Да. – Выдыхает она смущенно.
И я вижу, как мелькают в темноте на крыше пряди ее светлых волос.
– И эта женщина еще собирается учить меня своему языку… – Пытаюсь ее подколоть.
– Да, придется туго… – соглашается Зоя, вздыхая.
– Жёстко? – Усмехаюсь я.
– Плотно? – Не сдается
– Сильно?
– Тяжело! – Это слово срывается с ее губ почти победоносно.
– Оу, да мы начинаем понимать друг друга! Нужно это отпраздновать. – Обхватываю обеими руками лестницу и шепчу: – А теперь слезай.
– Что?! – Ее глазищи делаются такими огромными от ужаса, что мне даже отсюда виден их блеск.
– Слезай, говорю!
– Ни за что… – шепчет.
Так можно препираться сколько угодно, но вот ее мама за окном уже поглядывает на часы.
– Быстрее!
– Нет, иди, поднимись и открой мне дверь! – Просит Зоя.
– Нет. – Улыбаюсь я. – Сейчас зайду, сяду за стол, а тебя оставлю здесь.
– Не-е-ет. – Не может поверить девчонка.
– Не будь трусишкой, Зо-я, слезай.
Она рычит. Натурально! Рычит, изрыгает какие-то русские ругательства и, громко копошась, спускает ноги вниз.
– Давай, детка! – Подбадриваю я.
Но в ответ Зоя снова ворчит. Встает на ступеньку, спускается ниже, вцепляется руками в лестницу и что-то говорит по-русски. Кажется, это проклятья. Она проклинает меня, всю мою семью, мою страну, затем весь мир. Похоже, с ее подачи нас ждет апокалипсис!
– Еще немного, еще. Ты молодец!
Припадаю к лестнице всем телом и смотрю вверх. Розовенькие. Ммм, как же это по-девчачьи. Так мило…
– Эй, куда ты смотришь?! – Восклицает вдруг она, остановившись.
– Кто? Я? – Прочищаю горло. Мне бы сейчас и холодный душ не помешал, если честно. – Беспокоюсь, как бы ты не упала, детка.
Когда остается всего две ступеньки, Зоя спрыгивает вниз. Ее мягкие тапочки тонут в траве, а маленькие цепкие кулачки ударяют мне в грудь.
– И не зови меня деткой, понял?
Отступаю назад.
«Розовенькие. Они розовенькие. – Стучит в висках и разносится жаром по всему телу. – Интересно, а бюстгальтер у нее такого же цвета?»
Не успеваю ничего сказать, как Зоя обходит меня и, яростно топая, направляется к входной двери. Едва поспеваю следом.
– Научишь меня грязным русским словечкам? – Спрашиваю ехидно, почти касаясь губами ее уха.
Зоя отпрыгивает и активно трёт ухо плечом – ей щекотно.
– Чего? – Морщится, будто лимон проглотила.
Играю бровями.
– Ну, ты так ругалась, я даже завелся…
Ее лицо вытягивается от удивления, рот приоткрывается.
– Я молитву читала! – Несколько слов по-русски, затем: – Чтобы не упасть и не сломать себе руки и ноги!
– Правда? – Хмыкаю, когда она тихонько приоткрывает входную дверь.
– Да! – Шепчет она и приставляет палец к губам. – Детка… Blin…
И, качая головой, входит в дом. Стараясь не шуметь, следую за ней. Из гостиной доносится звук телевизора. На диване уже восседает ее отец, и отсюда хорошо видна его начинающая лысеть макушка.