Любовь по обмену. Разрешите влюбиться
Шрифт:
– Пошли! – Рявкает Калинин, поторапливая нас.
Джастин застывает в нерешительности, его брови медленно ползут вверх.
– Черт, – бормочу.
И необдуманно хватаю своего подопечного за руку. От этого прикосновения меня ударяет током. Пресвятые угодники, током!
Тяну его за собой. Если нас собьют, только я буду виновата. Только я. Ну, и еще Дима с Машей, которые хохочут, наблюдая за нами.
– Как… Почему… Вот черт… – Произносит Джастин, глядя то на мою ладонь, обхватившую его кисть, то опасливо озираясь по
Но все равно послушно следует за мной через дорогу.
– Одну минуту, – говорит он шокировано, когда мы достигаем противоположного конца улицы, – нельзя было подождать всего одну минуту? Зачем надо было бежать на красный свет?
– Мы – русские, – объясняет Дима, дружески хлопая его по плечу. – У нас в крови нарушать законы и не соблюдать любые имеющиеся правила. Ты теперь тоже немножечко русский, поздравляю!
– О май гад, о май гад…
Американец качает головой, а я, пользуясь случаем, наконец-то отпускаю его руку. Мне нужно отвлечься, поэтому быстро отворачиваюсь, делаю вид, что разглядываю витрину, и как мантру повторяю про себя: «Слава, Слава, Слава».
Не помогает.
Ладонь горит, а сердце отплясывает безумную чечетку. Готова поклясться, лицо у меня сейчас свекольного оттенка.
– Невероятно… – Слышится голос Джастина.
– Скоро ты сам перестанешь удивляться всему тому, что здесь видишь. – Продолжает Дима, увлекая нас за собой по улице. – Тому, что в России латают дороги в дождь, а теплосети ремонтируют только в мороз. Тому, что дорожная полиция прячется в кустах, чтобы в нужный момент выскочить и задержать нарушителей скоростного режима. Тому, что не каждый готов извиниться, если случайно задел тебя, и тому, что придется поработать локтями, если ты хочешь прокатиться на общественном транспорте.
– А… – Джастин прочищает горло. Он то и дело останавливается, чтобы рассмотреть ту или иную витрину. – Почему у вас столько цветочных магазинов? Уже третий встречаем по пути.
– Ну, – усмехается Дима, – наши женщины любят цветы. Когда я жил в Нью-Йорке, отметил для себя, что в США цветочный бум случается раз в году – на День Святого Валентина, и букеты принято дарить не наедине, а прилюдно: посылать на работу, в офис, в школу, чтобы все видели, что девушка получила цветы. Так вот у нас таких дней в году сколь угодно много.
– Да?
– Да. Наши девчонки любят знаки внимания, ухаживания, им нравится казаться слабыми. И в первую очередь важно, что мужчина их любит, а потом уже, где он работает и насколько перспективен.
– Неправда. – Смеется Маша.
– Да так и есть. – Соглашаюсь я. – Только не нужно преувеличивать значение цветов. Одного букета на Международный Женский день для меня вот вполне достаточно.
– А день рождения? – Усмехается Дима. – А на свидание тоже можно без цветов прийти?
– Да ну тебя. – Говорю по-русски.
Мне уже тоже смешно, потому что мы полностью отвлекли американца от созерцания витрин. Парень растерян, ему кажется, что мы дружно прикалываемся над ним, выдавая чушь за правду. Если бы он только знал,
– Все, что нужно тебе сейчас знать о России, – подмигивает ему Калинин, – это то, что бухло у нас продают с восемнадцати лет.
– Дима-а-а-а! – Стонем мы с Машкой.
Но это его только раззадоривает.
15
Мы обедаем в кафе Маши и Димы. Здесь светло, красиво и уютно. Русская кухня в очередной раз приятно удивляет. Больше всего нравится мясо, которое они называют «kotletka» – ну, очень вкусное и сочное. Еще порадовал фруктовый пунш, который зовется «kompot» и черный хлеб – тот, вообще, интересный: твердый, ароматный и пекут его зачем-то в форме кирпича.
– Я бы хотел найти работу. – Выдаю вдруг.
У кого, если не у новых друзей, спросить, где ее искать?
– Тебе ведь нужно учиться. – Замечает Маша, лично подавая десерт и кофе за наш столик. – А еще учить русский язык. Это сложно.
Она садится к нам.
– Мне не хочется от кого-либо зависеть. – Признаюсь, наваливаясь на спинку кожаного диванчика. – Может, знаете, где можно подработать в свободное время? Или куда обратиться в поисках вакансии?
Ребята переглядываются.
– Да без проблем. – Говорит Дима, закатывая рукава рубашки и обнажая загадочные надписи и рисунки на руках. – Если уж тебе так хочется… У тебя, кстати, права международные?
– Да, вроде.
– Тогда несколько дней в неделю будешь помогать мне. Мне приходится много ездить по деревням за мясом – снабжаю предприятия отца.
– Оу, – радостно выдыхаю и жму его руку, – это замечательно. Я с радостью!
– И мне веселее будет. – Улыбается он. – А так, тебя вряд ли куда возьмут здесь. Студента, да еще и без владения языком, без медицинской книжки и прочего. У нас тут все «poblatu» – значит, через знакомых, родственников, друзей.
С любой темы ребята всякий раз перескакивают на обсуждение очередной жести, связанной с Россией. Предполагаю, что они шутят. Но… не уверен.
– Ясно. – Принимаюсь за кофе.
– А вообще, тебе сейчас нужно больше заниматься учебой. – Дима поворачивается к Зое, которая, покачивая ложечкой в руке, никак не решается приняться за десерт. – Нужно больше общаться с местными, выучить все буквы и начинать читать все вывески на улицах. Как, кстати, твои успехи?
Хороший вопрос. Меня от него в очередной раз бросает в пот.
– Русский алфавит – ужасно смешной и странный. – Говорю откровенно. – Прочесть его – это одно, а произносить русские слова – совсем другое. – Отставляю чашечку с кофе в сторону. – Буквы похожи на наши, а означают совсем не то. И стоооолько согласных! Для чего нужны звуки «Ш», «Щ» или «Ч»? Зачем вам три разных «Ш»? Что это, вообще, такое? А мягкий знак? И вообще, то, что я слышу в вашей речи, больше похоже на звуки больной, умирающей птицы – чир, тчир, чик, шр. Шелестящие, чихающие. Или будто кто-то быстро и часто произносит «Cashtransaction». Круто, конечно, но оооочень сложно!