Любовь по обмену. Разрешите влюбиться
Шрифт:
– А чем вы тогда вечерами занимались?! – Вопрос снова адресуется Зое.
– Учебой, можешь себе представить? – Ворчит она и отворачивается к прилавку с молоком.
Знаю, о чем она сейчас думает. О наших посиделках на крыше.
– Люди, люди. – Вздыхает Дима. – Сколько ваших ошибок еще придется мне исправить…
Маша, смеясь, подталкивает его вперед.
– Раз, два, три, – считает Калинин по-русски, складывая пиво в тележку.
– Че-ты-ре, – помогаю я, – пьят’.
– Шесть, семь. – Дима берет сразу упаковку, и я тоже, поэтому мы быстро сбиваемся со счета. – Без
– Это… не опасно? – Интересуюсь.
– Вот молоко из-под коровы – опасно, а это… – проверяет срок годности на этикетке. – Абсолютно безопасно.
Тоже смотрю на этикетку. Ведь если оно быстро портится, есть шанс отравиться. Русские обожают рисковать, а я к такому еще не привык. «Срок годности семь суток»… Помоги мне, Всевышний…
Сверяемся со списком, Маша добавляет в тележку какие-то консервы.
– Что это? – Спрашиваю у Зои, потому что именно она привычно озвучивает мне русские названия продуктов в магазине, чтобы я их запомнил.
– «Too-shon-ka» – говорит она.
– Что это такое?
И все они трое начинают, перебивая друг друга, пытаться объяснить мне, что находится в банке.
– Тушеное мясо.
– Мясные консервы!
– Мясо со специями!
Вижу корову на этикетке и успокаиваюсь. Ну, о’кей, тогда, пожалуй, все в порядке.
Идем дальше. Зоя показывает на товары и озвучивает русские названия:
– [Tch?i], kan-fe-ti, ze-fir.
– Маршмэллоу? – Переспрашиваю, хватая упаковку.
– Да. «Ze-fir» – Смеется она.
– Мне не повторить. Какое сложное слово. – Убираю сладости на полку.
Вечно у них все усложняется. Зачем говорить «[tch?i]», если есть такое легкое слово – «tea» [6] ? Или «flowers» [7] – так красиво звучит, так нет же, они придумали слово «tsviti-i-i»!
Арггххх!
– Salo, – указывая пальцем на витрину, говорит Зоя.
– О, купим, купим? – Радостно восклицает Маша.
Наклоняюсь и разглядываю маленькие брусочки жира, обтянутые пленкой.
6
чай
7
цветы
– Бррр, как это можно есть?
Дима ржет, складывая в корзину сразу пару штук.
– Это очень вкусно. Вы же едите обжаренный бекон?
– Ну, да… – неохотно соглашаюсь.
Но это же совсем другое!
– Хлеб! – Вспоминает Зоя, не обращая внимания на то, как я морщусь при взгляде на их «вкусный жир». – Нужно взять побольше хлеба!
Да уж, куда без этого. У них все едят с хлебом. После того, как я видел отца Зои, поедающего арбуз с хлебом, меня уже ничем не удивить. И даже несмотря на то, что меня убеждали, будто остальные русские так не делают, верится с трудом. Если увижу, как они хлеб с хлебом едят, даже бровью не поведу.
– А почему здесь десять касс, а работают всего две? – Спрашиваю, когда мы застреваем в очереди.
– Это
– Мне все равно непонятно…
– Еще бы!
Расплатившись, мы распихиваем пиво по сумкам, маскируя его сверху вещами и продуктами. С трудом поднимаем с Димой эти тяжести и тащимся к остановке, навьюченные, будто ослы.
Девочки освобождены от этой обязанности, поэтому они идут впереди и мило болтают друг с другом. Не знаю, почему, но я чувствую себя рыцарем, который готов на любые подвиги ради одного только благодарного взгляда своей прекрасной дамы и будущей (весьма сомнительной) возможности поцеловать ее руку.
– Ничего не забыли? – Задумывается Маша, когда мы уже видим приближающийся автобус.
– Вроде нет. – Зоя поправляет волосы.
Дима подхватывает сумки и подходит к краю дороги:
– Закон сборов: если сборы идут нормально, значит, что-то здесь не так!
Девчонки смеются.
– Хуже, чем в прошлом году, уже не будет! – Маша первой прыгает на подножку остановившегося возле нас автобуса. – Забыть туалетную бумагу это даже хуже, чем не взять соль.
Мы поднимаемся по ступеням и устраиваемся в салоне. Сидим – мальчики напротив девочек. Тихо переговариваемся и смеемся в то время, как остальные пассажиры хмуро глядят в окна и себе под ноги, читают или дремлют с открытыми глазами.
Автобус мерно покачивается. Ползет, не спеша, куда-то за город. Высотки сменяются домами поменьше, а вскоре и вовсе уступают место заправкам, одиноко стоящим посреди поля. А за полями на километры простираются густые зеленые леса. Я все это уже видел, когда ездил с Димой по деревням на неделе, но все равно с интересом приникаю к стеклу – это так красиво и величественно, что даже дух захватывает. Хотя всего месяц назад мне и в голову не могло бы прийти, что что-то может быть красивее океана, пальм и жаркого солнца, плавящего ранним утром асфальт.
На одной из остановок в салон входят двое потрепанных молодых людей. Мятая одежда, будто они в ней спали, грязная обувь, сальные волосы, в руках бутылки с алкоголем. Они, шатаясь, занимают места у выхода и начинают громко переговариваться и ржать. Некоторые слова мне знакомы: их произносят футболисты, когда на поле что-то не получается – русский мат.
Пассажиры какое-то время стараются не обращать внимания на попутчиков, громко обсуждающих что-то между собой и распивающих алкоголь в открытую и прямо из горла. Но когда подошедшей женщине-кондуктору вдруг достается от них порция отборной брани, раздаются первые голоса недовольных. Но и они вызывают у пьяного дуэта лишь новый взрыв смеха.
С интересом наблюдаю за происходящим. Начинается настоящая перебранка: насколько могу понять, они отказываются оплачивать проезд. Дима вдруг поворачивается и что-то спокойно говорит им по-русски. Тон его суров и строг. Парни смотрят на него оценивающе – явно взвешивают свои шансы против такого противника, но потом громко отвечают и, судя по тону, что-то дерзкое, отчего Калинин молча встает с места, подходит к ним, резко хватает за воротники и волочет к выходу. Один из пассажиров, мужчина средних лет, тут же вскакивает, чтобы помочь ему.