Любовь по предсказанию
Шрифт:
И всегда меня сопровождали книги. Поэмы, повести, рассказы, новеллы о том, что было, что будет или происходит сейчас. Константин Хэмптон как-то писал: «Я не позволю магии в моей крови пробудиться, ведь я все еще властен над собой и своим телом. То, что является частью меня, подчиняется мне». И хотя мое тело отказывалось мне подчиняться, я понимала тот выбор, о котором говорил писатель.
Мне было тепло. Так тепло мне не было никогда в жизни. И еще я слышала шепот. Постоянный, несмолкаемый, который рассказывал
Я была простым человеком и хотела обычной жизни. Интересной работы, любящего мужчину рядом и непоседливых деток. Я всегда говорила, что думаю, и шла до конца, даже если от страха приходилось закрыть глаза. Только вот в первый раз у меня все никак не получалось их открыть…
Внезапно перед глазами промелькнула вспышка яркого света. Я обнаружила себя в парке Генриетты в Саллеме. Было светло, но в парке больше никого не было. Я сидела на скамье в белом платье и с кружевным зонтиком в руках. Что, уже лето?
Но сильнее, чем отсутствие людей, меня смущало, что в пруду не плавают утки, а с деревьев не раздается птичьей трели. Это место было… мертвым.
Я уже собиралась прилично так запаниковать, как вдруг на горизонте появилась пара. Леди оказалась высокой, красивой женщиной, а господин рядом с ней — скорее всего, ее муж — улыбался сквозь пышные усы. Я как будто их где-то видела, но не могла вспомнить, где именно.
К моему удивлению, заметив меня, парочка остановилась.
— Шейла, детка, тебе грустно? — заботливым голосом спросила женщина, отчего я растерялась.
— Да нет…
— Ты можешь пойти с нами, если хочешь, — сказал высокий и худой мужчина в черном парадном фраке. На вид он был чуть младше Бирна.
— Куда? — спросила я.
— На прогулку, глупышка, — ответила мама.
— П-почему вы ушли без меня? — У меня на глаза наворачивались слезы, но я держалась изо всех сил, чтобы не заплакать.
— Мне стало нехорошо. — Мама задумчиво склонила голову набок, будто пыталась что-то вспомнить. — Но прогулка помогла. Прогулка всем помогает.
— А если я не хочу гулять? — не отставала я.
Папа пожал плечами.
— Ты можешь просто пойти домой.
— Просто? — с недоверием переспросила я.
— Конечно, — кивнула мама. — Каждый может выбирать быть там, где ему лучше.
Я встала, не зная, куда деть руки.
— Можно я вас обниму? — спросила я нерешительно. — Всего один раз.
— Ты можешь обнимать нас сколько угодно, — хохотнул папа. — Тем более что здесь совсем нет свидетелей.
Я как будто обнимала их уже тысячу раз. Хотя, скорее всего, так оно и было, просто я плохо это помню. Сначала я обхватила руками маму и стиснула изо всех сил. Она даже ойкнула от неожиданности. А потом обняла папу. Когда я отстранилась, то посмотрела на него и сказала:
— Я понимаю, почему ты не захотел отпустить маму
— Прогулки в одиночестве могут быть весьма грустными, — согласился он. — Так что как захочешь, присоединяйся к нам. Мы пойдем во-от туда. — Он указал на каменный мост.
— Обязательно, — пообещала я.
Как-нибудь позже.
Я взглядом проводила родителей, пытаясь запомнить каждую секунду. Как они что-то увлеченно обсуждают, их смех и яркие от счастья глаза. Едва мама с папой взошли на мост, как их силуэты начали становиться бледнее. С каждым шагом образы становились все менее четкими, пока наконец окончательно не растворились в воздухе.
Еще какое-то время я всматривалась перед собой, но вскоре поняла, что они не вернутся. Тогда я пошла знакомым маршрутом по аллее в сторону Квин-сквер. Я не знала, что меня там ждет, но отправиться туда в текущих обстоятельствах — единственное разумное решение.
На выходе из парка я почувствовала, как сильно бьется сердце. Вид знакомых типовых домиков, которыми был застроен Саллем недалеко от центра, вызвал внезапное волнение. К н и г о е д . н е т
Я пошла по пустой улице, ожидая и в то же время опасаясь того, что увижу дома.
Дверь оказалась не заперта, а кухня — ровно в том состоянии, как мы ее оставили. Мои художественные принадлежности на столе, чайные чашки у мойки. Единственное, воды нет, вспомнила я. Перед самым нашим уходом опять зашалили трубы.
Что-то влекло меня на второй этаж, поэтому я стала подниматься по лестнице. В комнате Ардена было пусто, поэтому я направилась к себе, где и нашла Бирна. Он стоял у окна, руки опущены в карманы, выражение лица — смесь волнения и гнева.
— Ну и где ты ходила? — спросил он и только затем посмотрел на меня.
— Гуляла, — ответила я.
Я понимала, почему он злился. Я тогда была совсем маленькой, но даже я помнила это выражение на отцовском лице. Он ненавидел весь мир за то, что он отобрал у него жену. Я знала, что на самом деле это бессилие.
— И почему ты гуляла? — нахмурился Бирн, явно не оценив мое спокойствие.
Я подошла к нему и принялась тщательно поправлять ворот рубашки, который забился под пиджак в мелкую клетку.
— Нужно было подумать. — Я осторожно ему улыбнулась, но это не помогло.
— Ты знаешь, как я волновался? — снова вскинулся он. — Я ждал тебя так долго, что уже навоображал всякие страшные вещи.
Я положила руку ему на грудь.
— Тебе было страшно?
— Конечно, мне было страшно! Что? Шейла, почему ты улыбаешься?
Было сложно удержаться от улыбки, потому что я была безумно рада его видеть.
— Просто так.
— Просто так?! — вспылил Бирн. — Шейла, это абсолютно безответственно и…
Я не дала ему закончить:
— Абсолютно, — согласилась я.