Любовь по заданию редакции
Шрифт:
— Он уезжает сегодня вечером.
— Ну, мало ли… Планы могут измениться. К тому же я ему понравилась, это сразу видно.
Ревность немедленно разгорелась в моей несчастной груди, и я процедила со всей доступной мне холодностью:
— Никогда не стоит смешивать работу и удовольствие. А уж заводить интрижки на рабочем месте…
— Интрижки! Бог ты мой, Семирукова, где ты набралась этих выражений? Читаешь романы на ночь? Слушай, а когда ты вообще последний раз трахалась?
Легкое покашливание, больше похожее на смешок,
— Извините, что прерываю вашу дискуссию, дамы, но у меня немного корректируются планы на будущее. Позвонили с работы.
Анжела сверкнула неестественно ровными и белыми зубищами и светски промурлыкала:
— Надеюсь, все в порядке?
— О, ничего срочного. Просто хряк Василия Степаныча — это наш участковый — проглотил серебряную ложку. До завтра это вполне подождет, но уехать мне нужно именно сегодня.
Я вдруг разволновалась.
— А ему не больно?
— Ну, трудно сказать, вообще-то свиньи практически всеядны. Скажем так, больше всех переживает супруга Василия Степаныча, потому как ложка старинная.
Анжела сморщила безупречный носик и замахала рукой.
— Фу, только не рассказывайте, как вы собираетесь ее доставать. Давайте работать.
И они пошли работать, а я осталась сидеть в полутьме и страдать от вернувшейся головной боли, ревности и смущения.
Бобсон был по жизни зануда, а в своем деле гений. Впрочем, надо отдать должное и фотомодели — Андрей вел себя раскованно и совершенно естественно. Вообще, он менее всего походил на уроженца и жителя далекого поселка с дурацким названием Караул. Ни дать ни взять светский лев.
Между прочим, я по-прежнему ничего о нем не знала, так что интервью оказалось на руку. Я осторожно переползла ближе к подиуму и навострила ушки.
Анжела оказалась профессионалом. Интервью она брала изящно и ненавязчиво, вопросы задавала кратко и по делу, не перебивала, то и дело делала пометки в своем блокноте. Бобсон коршуном кружил вокруг них с Андреем, почти бесшумно щелкая затвором камеры. Он не очень любил постановочные кадры предпочитая снимать собеседников в процессе живой беседы.
Андрей хорошо рассказывал. Не выпендривался, не мычал. Я откровенно заслушалась.
— …Родился я в Москве, после школы немного повалял дурака, поиграл разную музыку и ушел в армию. После дембеля поступил в медицинский. На хирургию. Потом ординатура, работа на кафедре — все, как обычно. Все мне нравилось, получалось неплохо, я уже не только ассистировал, но и сам вел операции. Потом начались сильные боли в груди, вздохнуть не мог. Знаете, как бывает — сапожник без сапог. В общем, пять лет назад лег на обследование и выяснилось, что у меня довольно серьезный порок сердца. По молодости он меня не беспокоил, но у хирургов физически тяжелая работа и безумный график — вот я и сдал.
— И тогда вы решили уехать из
— Большого желания у меня не было, но коллеги-кардиологи настоятельно рекомендовали сменить обстановку. Семьи у меня нет, так что я просто собрал вещи и рванул в Караул.
— А почему именно в Караул?
— А почему нет? Мне был нужен свежий воздух — а в Карауле отродясь не было никаких вредных производств. Сельскохозяйственный район, окруженный лесами и озерами. Кроме того, там работал врачом мой однокашник, он меня и сманил. Полгода я набирался сил — а потом от скуки стал изучать ветеринарию. В принципе, мы ведь очень мало чем отличаемся от наших меньших собратьев.
— Вы любите животных?
— Я их уважаю. Они умеют терпеть безропотно, умеют благодарить, причем так трогательно, что иной раз слеза прошибает. В общем и целом, я не жалею, что сменил специальность.
— А как же ваш подвиг на пожаре? Ведь у вас больное сердце…
— Мне вреден продолжительный, затяжной стресс. Да и пожары у нас в Карауле не так уж часты, если честно.
— Расскажите о своей деревенской жизни.
— Уверяю вас, она начисто лишена опасных приключений и бурных потрясений. Обычная, размеренная, очень спокойная жизнь. Все друг друга знают, все друг с другом здороваются.
— Пять тысяч жителей?
— Ну, это в целом по областному центру Караул. В нашем селе народу поменьше.
— Значит, продолжительных стрессов вы больше не испытываете?
— Нет. Я вполне доволен. Кстати, именно поэтому я и не женат…
Общее хихиканье. Потом Бобсон выгнал Анжелу и начал изгаляться над Андреем по полной. Откуда-то явились пожарный шлем и комбинезон, серыми тенями замелькали костюмеры и гримеры — в подчинении у Бобсона находился целый штат затюканных и запуганных им до полусмерти сотрудников.
Анжела плюхнулась рядом со мной и простонала:
— Ой, не могу, я ему дала бы хоть сейчас.
— А он взял бы?
— Это мелко, Семиножкина. Только вот этот порок сердца… Не хотелось бы, чтобы он скончался в моей постели.
— До твоей постели вы не доберетесь. У него поезд вечером.
— А до меня ехать десять минут. Ты че, ревнуешь, что ль?
Я вспыхнула и громко чихнула. Аллергия моя вернулась, и потому больше всего я сейчас нуждалась в хорошем запасе носовых платков и упаковке кларитина.
Вскоре съемка закончилась. Я вскочила с места первая. Да, вероятно, именно сейчас Анжела Мессер уведет у меня из-под носа мужчину моей мечты, но с такими соплями у меня все равно нет ни единого шанса.
Андрей легко спрыгнул с подиума и подошел к нам.
— Дамы? По чашечке кофе?
Анжела просияла.
— С удовольствием. У нас тут на углу отличная кофейня. Можно прямо сейчас пойти и…
— Отлично! Анжела, вы идите, а мы с Евгенией Васильевной на пару минут поднимемся к вашему боссу. Нужно же сказать ему последнее «прости»?