Любовь по завещанию
Шрифт:
— Если вы сообщите о своих предпочтениях, я это закажу.
Если он позволит ей хотя бы временно командовать домашним хозяйством, то никогда от нее не избавится.
— Не нужно.
Он поймал ее за локоть, когда она проходила мимо. Ее голая рука была теплая и нежная, совсем не как ее характер. Ощущение ее плоти отозвалось в той части его тела, которую он намеревался держать под контролем в ее присутствии. Под страхом смерти, если верить Монфору.
Задохнувшись, Джейн дернула руку. Щеки ее порозовели.
— Вы забываетесь,
«Нет, я как раз помню».
Константин смотрел в ее глаза, теперь потемневшие от тревоги, смущения и чего-то еще, возможно, от предвкушения. Порыв заставить эти глаза закрыться от чувственного наслаждения едва не затмил его здравый смысл.
Ведь он же не юнец, чтобы жаждать ее только потому, что она запретный плод. Хотя он горел желанием выяснить, сможет ли так же выбить ее из колеи, как она его выводит из равновесия.
А почему нет? Прошлой ночью он заглянул за ее ледяную оболочку и увидел под ней мерцание страсти. Почему бы не раздуть эти тлеющие угли в пламя?
— Я переселяюсь в покои барона, — сказал он и заметил, как вспыхнули ее глаза, как дрогнула шея, когда она сглотнула. — Вы же знаете, что это рано или поздно произошло бы.
Он ослабил хватку, превратив ее в ласку, и провел кончиками пальцев по ее руке. Эта нежная податливая кожа чуть его не прикончила. Он хотел касаться ее, целовать, пробовать на вкус, взять в плен каждый дюйм плоти.
Ее веки чуть опустились, словно глаза постепенно закрывались от безмолвного удовольствия. Потом, тряхнув головой, леди Роксдейл опомнилась и решила ускользнуть.
Она отступила, в ее вдохе была заметная — и доставившая ему удовлетворение — дрожь.
— Это ваш дом. Вы можете делать все, что пожелаете.
Он одарил ее медленной чувственной улыбкой.
— Все, что пожелаю?! — Константин намеренно выделил первое слово.
Леди Роксдейл в отчаянии посмотрела на буфет, словно вареные яйца и овсянка могли броситься ей на помощь.
— Извините за завтрак. Я должна была ожидать… — Слова, казалось, застревали у нее в горле.
Значит, она решила расположить его к себе? Чем это вызвано? Константин ждал, не столько наслаждаясь ее дискомфортом, сколько любопытствуя, что она скажет. Насколько смирит себя, чтобы угодить ему?
Она сделала новую попытку. На этот раз с решительной улыбкой.
— Я поговорю с поварихой и на следующее утро закажу завтрак, достойный короля. Вот увидите.
Ее улыбка чуть не покорила его. Даже деланная, она осветила лицо леди Роксдейл, превратив глаза в серебро, привлекла внимание к ее губам, приоткрывшим белые зубы. Губы у нее были пухлые, алые, не нуждавшиеся в помаде.
«С каких это пор ты, как идиот, вздыхаешь из-за женской улыбки?»
Женщины, напомнил он себе, улыбались ему по двум причинам: или они от него кое-что хотели, или только что это от него получили. Константин Блэк знал эту игру.
Это смягчившееся выражение вовсе не простодушно, ведь
— Не трудитесь, — пробормотал он. — Я сам поговорю с поварихой.
У него живот подвело от голода. Поклонившись, Константин оставил ее и отправился на кухню, которая находилась чересчур далеко от комнат, где завтракали и обедали. Неудобство, которое он намерен устранить. Вернее, устранил бы, если бы у него за душой было хоть что-то. От этой мысли его раздражение превратилось в гнев.
В холле он столкнулся с Монфором и Бекнемом, судя по виду, они только что вернулись с верховой прогулки.
Отдав шляпу дворецкому, Монфор поднял брови:
— Роксдейл. Какая приятная встреча!
К радости Константина, голод временно уступил место свирепости.
— Если вы ищете приличный завтрак, боюсь, вы обречены на разочарование.
Бекнем сбросил пальто, и оно упало в подставленные руки дворецкого.
— Не беспокойтесь, Роксдейл. Мы позавтракали в деревне.
— В деревне? — повторил Константин.
Герцог улыбнулся, хлопнув себя перчатками по ладони:
— Да. «Голова короля» славится превосходными завтраками. Ведь так, Бекнем? Мы никогда их не пропускаем, когда бываем здесь.
— Они там умеют обращаться с беконом, — подтвердил Бекнем. — Думаю, коптят. Он просто восхитительный.
При упоминании о беконе у Константина рот наполнился слюной. В животе заурчало так громко, что герцог поднял лорнет и принялся разглядывать талию Константина.
Не говоря ни слова, Константин повернулся и направился в недра дома. Черт бы побрал этих умников Уэструдеров!
Если он женится на Ледяной Деве, то никогда не избавится от ее родственничков. Они будут наводнять его дом, когда им заблагорассудится.
Константин сбежал по узкой винтовой лестнице, которая вела в кухню, и окунулся в детство.
Ах, эта кухня с полом в шахматную клетку, большим деревянным столом и скамьей у окна, где он мальчишкой поглощал горячие булочки и имбирное печенье! Запах свежеиспеченного хлеба, трав, воска. И теплые объятия Марты, руки у которой всегда в муке.
На кухне ни души. Константин слышал стук приборов по тарелкам, доносившийся из зала для слуг. Он намеревался совершить набег на кладовую, но это может подождать. Ему нужно знать, здесь ли Марта.
Когда он появился в дверях зала, разговоры тут же прекратились, вилки застыли между ртами и тарелками. Слуги, как один, поднялись, с шумом отодвигая стулья.
Он огляделся. Была пара знакомых лиц, хотя он не мог припомнить имена. Но в конце стола, как маяк, манило круглое, розовощекое, улыбающееся лицо.
Он улыбнулся в ответ:
— Здравствуй, Марта.
— Мастер Кон.
Детское имя обрадовало и взбодрило его. Шагнув вперед, Константин подхватил на руки пухлую женщину и закружил.