Любовь-победительница
Шрифт:
Теперь, оказавшись перед Адамом и его матерью, Мэри подумала, что ее рот, должно быть, единственное сухое место во всем теле. Смелость по капле покидала ее, как вода, что стекала с подола накидки. Герцогиня в голубом шелковом платье, отделанном кружевом, казалась величественной и недосягаемой. Удивленно изогнутые брови без слов говорили о ее недовольстве этим вторжением.
Стоя рядом с матерью, Адам выглядел не менее величественно, даже брови его были точно так же удивленно приподняты. Одетый в безукоризненный темно-синий сюртук, он выглядел
Боже милосердный! Она отдалась ему, отдалась аристократу, далекому от нее, как радуга на небе.
Величие его светлости наконец заставило Мэри осознать, что она напрасно поддалась порыву и бросилась сюда. Ей не место среди великолепия его дома. Сейчас, в холодном свете дня, она поняла, что близость лишь углубила пропасть между ними – вместо того чтобы устранить ее.
– Адам, как неучтиво с твоей стороны! – пожурила его леди Софи. – Тебе следовало бы по крайней мере приветствовать нашу гостью.
– Нет-нет, ничего, – прошептала Мэри, гнев которой стремительно уступал место унижению. Опустив взгляд на узорчатый ковер, она отступила, и ее туфли издали отчетливый чавкающий звук. – Я могу подождать за дверью. Прошу простить за то, что прервала вас.
Она присела в глубоком реверансе, как учил ее Адам, слегка покачнувшись от дрожи в коленях. Когда она встала, он был уже рядом с ней, поддерживая ее локоть теплыми и крепкими пальцами.
– Мисс Шеппард, – произнес он голосом, от которого у нее стало пощипывать кожу. – Садитесь у огня и обсохните. Моя матушка как раз собиралась уходить.
Мэри, слишком растерянная, чтобы протестовать, подчинилась. Как безупречный джентльмен, снизошедший до столь незначительной особы, Адам подвел ее к обитому кожей креслу у пылающего камина. Она опустилась в него, борясь с врожденным чувством своей незначительности. Адам, наверное, считает, что она должна помешивать угли в камине, а не греться около него.
– Я так рада, что ты навестила нас, – сказала Софи, и в глазах ее заплясали веселые чертики. – День был таким скучным и унылым.
– Он и дальше будет скучным, – сказал ей Адам. – По крайней мере для тебя, потому что ты сейчас уходишь.
– Ты не можешь оставаться наедине с мисс Шеппард, – сказала герцогиня. – Позволь мне…
– Я требую, чтобы вы оставили нас одних, – заявил Адам тихо, но властно.
Его взгляд пересекся со взглядом матери. Напряжение было так велико, что Мэри даже показалось, что воздух начал искриться.
Они недавно ссорились… из-за нее? Боже милосердный, неужели герцогиня знает, где ее сын провел ночь?
– Ну, как пожелаешь, – произнесла герцогиня более спокойно, хотя плечи ее были развернуты так же решительно. Бросив взгляд в сторону Мэри, она добавила: – Мисс Шеппард, конечно, замерзла.
И она величественно выплыла из комнаты.
– Пойдем, – сказала она, обращаясь к Софи.
– Но, мама…
– Софрония!
Леди Софи, надув губы, бросила взгляд на Адама и Мэри и нехотя покинула комнату. Дверь закрылась, почти закрылась. Было очевидно, что герцогиня стремится сохранить хотя бы эту небольшую видимость приличий.
Эти мужские владения казались Мэри невероятно интимными. Когда Адам направился к ней, она заметила грязные разводы на черной коже его сапог. Ее взгляд скользнул по его длинным ногам вверх, и сердце забилось от запретного желания.
Вцепившись руками в дневник, она напомнила себе, что сердится на него. Прочтя в дневнике о том, что он сделал с сестрой, Мэри бросилась к нему. Сейчас настал момент высказать ему все оскорбления, которые она придумывала по дороге сюда.
Но прежде чем она успела разомкнуть губы, он опустился на колено и снял с нее одну туфлю, потом другую.
Его теплые пальцы обвились вокруг ее правой ступни и начали энергично растирать ее.
– Твоя кожа как лед. Ты, наверное, прошла много миль.
Противясь наслаждению, вспыхнувшему в ней от прикосновения его пальцев, она сердито смотрела на него, в его красивое, лживое лицо.
– Мало кто из нас имеет десяток карет в своем распоряжений, ваша светлость.
– Должен разочаровать тебя. – Его глаза сверкнули, и лицо утратило неприступную суровость. – В моем распоряжении всего четыре кареты. Одна принадлежит брату. Еще одной пользуются матушка и сестра. Так что, видишь, я не такой уж испорченный, как ты полагаешь.
Его руки коснулись левой ступни, и восхитительные ощущения волной захлестнули ее. Напряженные мышцы невольно расслабились, холод покинул тело. Она вспомнила, как он прикасался к ней в темноте, как его большие ладони скользили по ее ноге все выше…
Мэри порывисто отстранилась.
– Напротив, вы – сама испорченность.
Смешливые огоньки в его глазах погасли, и он наклонился к ней, опираясь рукой о колено.
– А, ты сердишься на меня. И имеешь на это полное право, после того, что произошло прошлой ночью.
Не понимая, какое место занимает в его жизни, Мэри укрылась за сарказмом:
– Я недовольна вашим приемом. Хотя этого и следовало ожидать.
– Просто ты вошла в разгар стычки. Моя матушка… – с раскаянием начал он.
– Не одобряет меня. И вы бы предпочли, чтобы я убралась из вашего дома, где мое присутствие ставит вас в неловкое положение.
– Ты ошибаешься. Мы с мамой спорили, но не о тебе, а о Сириле и Джозефин.
Мэри с подозрением взглянула на него.
– Вы сказали ее светлости, что они поженятся?
Он кивнул.
– Матушке понадобится время, чтобы примириться с моим решением. Но в конце концов она согласится, как согласился и я. И этим я обязан тебе, Мэри. Ты заставила меня осознать ошибку и уйти с их пути, – прошептал он.